Его рука, замершая над одинокой котлетой, лежащей в отдалении от остальных, дрогнула и переместилась влево, где лежал такой же одинокий бифштекс. Он преломил его, половину протянул мне. Я откусил, но тут же с отвращением выплюнул, скривив лицо.
- Что, солоно? - спросил Маргулис. Мне показалось, что он вздохнул с облегчением. Так оно и было, по-видимому. - Честно говоря, я и сам позабыл, где цианид, а где хлорид натрия. В котлете, получается, цианид.
Он вывалил котлету из блюдечка на салфетку и, обернув ею, сунул в карман. Этот обед не так безобиден, как я полагал.
- Что ж, так тому и быть, - сказал он. - Ступайте.
И я вернулся к графине, отерев с лица липкий холодный пот. Она, увлеченная финальной сценой второго акта, ничего не замечала.
Те, чьи челюсти были более быстры, наелись доверху и теперь ковыряли в зубах. Другие дожевывали. Фараон раскуривал сигару, которой его только что угостили. Иванов, будучи в прекрасном расположении духа, искал, как бы еще выше настроение поднять незначительной ссорой. Маленький Птицын, прильнув к Полине, дремал, обернувшись вокруг ее бедра.
Во время трапезы не обошлось без повреждений и травм.
Так, Крылов прикусил себе щеку изнутри. Гребенюк жгучей аджикой прожег себе в желудке дыру. Кашапов подавился зубом, сломавши его о кость. Герц почти захлебнулся похлебкой, уснув и упав лицом в свою порцию.
- Да-а, сытый выпал денёк.
- Это не жизнь - оргия.
- Там врачи тоже покушать просятся. А то не вытянут третий акт.
- Да пускай. Все наелись уже. Самые лакомые куски съедены.
Комедианты, смыв грим и почему-то запыхавшись, один за другим подходили к столу.
- Вот разве филе картофеля да гороховый суп.
У Крылова из-за распухшей щеки суп превратился в шут. Но врачи не обиделись.
Я все время удивляюсь и радуюсь тому, что простые люди, будучи сыты, редко держат зло на своих недавних врагов. Не прошло и пары минут, как перед врачами выросли груды лангетов и шницелей, припрятанных про запас, и даже Иванов, вынув из кармана селедку, отдал ее им. Я сам отнес на их край стола приготовленный в дорогу, завернутый в полотенце, двойной эскалоп.
- Эскулап попридержали бы для людей, - проворчал Никанор, но его одернули.
- Эскалоп. И хватит о людоедстве уже.
Оказалось, что шницель удобно кромсать скальпелем, а ланцетом - лангет, пинцетом отправляя в рот небольшими кусочками. Впрочем, и руками не брезговали.
- Странно, почему не отняли у них инструмент. Скальпель - грозное оружие в искусных руках.
- Сколько уж нас от их скальпелей пострадало.
- А могли бы, глядишь, жить вечно.
- Тогда это уже будет не человек, а другое животное.
- Я б согласился животным стать из-за этого. А ты, фараон?
- Самим нам до этого не дойти. Вся надежда на инопланетян.
- Нашел на кого надеяться. А может, они будут разводить свиней, а не нас.
- Свиней разводить легко. С ними всегда договориться можно.
- Вот и будут свиней, раз так. А с нами разве договоришься.
- Вот мы тут сидим, а они, может, подлетают уже.
- Сколько же им лететь?
- Это смотря с какой скоростью, - сказал Сидоров.
- Вот вы мне скажите, профессор, - обрадовался случаю Иванов. - Если расстояние мерить в пенисах, а время в анусах, то как вы думаете, 120 х/ж - приличная скорость?
- Ты постеснялся бы, пожилой человек, все-таки, - сказал Гаврилов, который, хоть головой и ударился, но здравого смысла не потерял. Голос его немного ослаб.
- Свиней он разводить будет. Я б давно его мудрой мордой о стол, да повода не было. Эрос, этос. Куча дерьма.
- Куча чего?
Никанор подмигивал и делал мне знаки: пора.
Мне еще раз довелось наблюдать, как происходит превращение Сидорова в Сердюка. Глаза из бледно-голубых стали свинцово-серыми, заблистали тускло, нос заострился, сделался похожим на клюв. Заиграли желваки, нижняя челюсть подалась вперед. Этим выкриком - куча чего? - превращение и завершилось, заняв собой едва ль с полминуты. Он выбросил вперед руку, но, до Иванова не дотянувшись, плюнул ему в плечо.
Графине очень хотелось остаться и посмотреть, чем закончится ссора. Да и мне б не мешало проституток увидеть и вам описать. Но время неумолимо приближалось к пяти, пора уже было прощаться.
Я встал. Помог и графине подняться. Встал и Маргулис.
- Итак, уважаемые сотрапезники, - возгласил он, - собутыльники, сотрезвенники - маркиз, как видите, покидает нас.
Иванов тем временем, перегнувшись через стол, достал до Сердюка и ударил его в лицо шницелем. Сердюк в ответ лягнул его бараньей ногой.
В сковороде под слоем омлета я обнаружил хорошо прожаренный нож. И хоть лезвие его после термообработки истончилось и гнулось в дугу, я решил прихватить его с собой. Могут всякие ситуации возникнуть на нашем пути, пока доберешься до пистолета.
- Как уходит? А как же мы? Знамя?
Мне б хотелось утешить этих бедолаг, но чем?
- Маркиз сделал свое дело, маркиз может уходить, - сказал Маргулис. - Он и на воле себе место найдет, получив столь высокое воспитание. Вот, у нас Герц теперь есть - как заявка на герцога. - Потом добавил вполголоса. - Честно говоря, из вас такое же знамя, маркиз, как из гондона понтон. Да и не было у де Сада никакой бороды. И маркизом он был из учтивости. Зажился ты у нас. Да и вообще зажился. Ко всем чертям на все четыре. Вали.
- Счастливо оставаться в дураках, - тоже вполголоса сказал я.
- Лучше князем в дураках, чем дураком в маркизах. Так ты скажешь мне на прощанье, где досье?
- Я позвоню, - сказал я.
- Я бы принял твой звонок, да телефон не работает. Ветер порывистый порвал провода.
- В дупле, - сказал я после некоторой заминки. У меня было опасение, что, узнав местоположение документов, он меня отсюда не выпустит. Но он в ответ на это только кивнул, приняв сообщение к сведению. А на прощанье сказал:
- Все-таки мне сдается, что триллер - это нечто вроде трилогии. Так что в третьей части мы должны свидеться. Будет третья часть?
- Не могу обещать, - сказал я.
Я последний раз оглядел сотрапезников. Поблагодарил за воспитание. Сделал общий поклон. Пожелал им успехов в борьбе и всего доброго.
- И вам всего доброго, маркиз. Мы с вами в мыслях.
- Пишите мемуары.
- Берегите ее. Счастья вам с этой женщиной.
Я с удовольствием бы последовал последнему пожеланию, если б не знал, что счастье не так дешево.
- А может, и мне на часок с ними? А то два уже года не был в общественных местах.
- Сейчас не время по общественным местам распылять наши силы.
- Только по проституткам пройдусь и всё.
- Проститутки скоро сами здесь будут.
- Ставлю свой глаз и ребро против вашего зуба на Сердюка.
Сердюк, вернувшийся к бараньей ноге, ловко ею избивал Иванова.
- Вы заказали для вас самолет?
- Нет, он сам оказался самолетом, - сказал Маргулис. - И не забудь свои пописки, эротоплан.
И отвернул лицо. Так холодно и даже враждебно состоялось наше прощанье. Больше лица его я не видел.
Глава 20
Мы с графиней - я впереди, почти волоча ее за руку - спешным шагом прошли коридорами и поднялись ко мне. Все мои вещи - впрочем, какие вещи? - записки из психушки, восемнадцать простыней, исписанных с обеих сторон, а так же то, что удалось соскоблить со стен - были мной заблаговременно увязаны в узел. Так что мне только оставалось бросить на покидаемый нумер прощальный взгляд. Окно с видом на стену; тумбочка, стул, кровать - скрипучие скрижали, принявшие на себя основной натиск моих творческих вечеров и ночей. Да простят меня те, кого не успел описать. И уж если содержит этот текст кое-где неумышленный вымысел, то тоже прошу не судить строго.
Мы поднялись еще этажом выше, на площадку, где, если помните, находилась - как бы это поромантичней выразиться - калитка? - замаскированная под чердачный люк, за которой открывался взорам наш благословенный Сад.