В лавке у Главного Рынка была толчея и стоял невообразимый шум. Рыбаки только что продали всю рыбу и пришли купить на вырученные деньги разных товаров, которых дома, на острове, не достать. Одному нужны были резиновые сапоги, второму - гвозди, третьему - брезентовая одежда, четвертому - черепица для крыши, пятому - цикорий. Цикорий был черный, как смола, его заваривали вместе с кофе, чтобы был почернее и покрепче. Наконец подошла очередь Большого Сундстрема.
- Мне бы бочку серой сольцы, - попросил он.
- Соли? У тебя что, лошадь с телегой здесь? - спросил продавец.
- Нет, - ответил Сундстрем, подкручивая прокуренные, вечно свисавшие вниз усы, - ни лошади, ни телеги нету.
- Нету? Так как же ты доставишь соль к лодке?
- Э-э, - протянул Сундстрем обычным своим флегматичным тоном. Возьму бочку на спину и понесу.
Продавец ушам своим не верил.
- Если ты и вправду снесешь бочку соли, даю в придачу бочонок селедки!
Селедку привозили из Гетеборга. Промышляли ее в Северном море, у самых берегов Англии. Для бедного балтийского рыбака, целую зиму сидевшего на салаке с картошкой, селедка была редким и дорогим лакомством.
- Что ты сказал? - изумился Сундстрем, недоверчиво прищурив маленькие глазки под кустистыми бровями. - Говоришь, дашь в придачу целый бочонок гетеборгских мамзелей?
- Да, сказал и от своего слова не отступлюсь.
- А не многовато ли будет?
И с этими словами Большой Сундстрем взвалил бочку с солью на спину.
- Ну, а где ж твой бочонок с селедкой, о котором ты так кричал? Прихватил бы я заодно, чтоб лишний конец не делать.
- Куда тебе! - засмеялся продавец.
- За меня не бойся, - уверил его Сундстрем.
- Только, чур, передышки не делать!
- Идет! - сказал Сундстрем. - Отдыхать буду дома.
- Пожалуй, и мне стоит пойти, чтобы ты, чего доброго, не сжулил, - решил продавец. Очень уж ему не хотелось отдавать бесплатно целый бочонок селедки.
Рыбаки только посмеивались в усы. Кто-кто, а они-то хорошо знали, на что способен Большой Сундстрем. Он выдюживал там, где другой давно бы окочурился.
Продавец перескочил через прилавок и отправился вместе с Сундстремом к пристани. Пошли и остальные. Процессию возглавлял Большой Сундстрем с бочкой на спине и бочонком под мышкой.
- Можешь распроститься со своей селедочкой, - засмеялся один из рыбаков, обращаясь к продавцу. - Ты не слышал, что случилось у нас на острове в прошлом году?
- Нет, - ответил продавец. - С вашего острова до нас не ахти как много слухов доходит.
- Так вот. Прошлым летом Большой надумал обзавестись новой лодкой. А на графской земле как раз росла высоченная ель. Из нее вышли бы отличные доски. Сундстрем решил купить ель прямо на корню, только были у них с управляющим какие-то счеты, и тот наотрез отказался продать ель. Но Большого не так-то просто сбить с толку. Он сказал: "Я все-таки приду после обеда, спилю твою елочку". Как сказал, так и сделал. Приходит после обеда, а управляющий к тому времени поставил у елки стражу. Ну, для Большого это сущие пустяки. Повалил он ель и стал обрубать сучья, чтобы подчистить ствол. Тут к нему подходят и говорят, чтобы срочно явился в графскую контору. Там уж управляющий ему покажет, где раки зимуют. Покончил Большой с работой и пошел прямо в усадьбу, а ель понес на плече. На усадьбе он встретил управляющего. Сбросил дерево прямо ему под ноги и говорит: "Слыхал я, хотели меня взгреть, так захватил с собой палку. Можешь приспособить!" Тут управляющий, понятно, заткнулся и убрался восвояси. Такую "палочку" никто, кроме Сундстрема, и приподнять бы не смог... Так что будь спокоен, Большого голыми руками не возьмешь, - закончил рыбак свою историю.
Тем временем подошли к лодочной пристани.
Продавцу ничего не оставалось, как признать, что все было проделано как полагается, без жульничества.
- Ну что ж, селедка твоя, - сказал он. - А ты знаешь, сколько весит бочонок?
- Нет.
- Двадцать кило. Да на спине ты нес сто пятьдесят три. Всего, значит, сто семьдесят три кило, и ни грамма меньше!
- Ничего не скажешь, подарочек ты мне сделал что надо. Но одному мне двадцать кило селедки не съесть. Надо, пожалуй, с кем-нибудь поделиться... Отдам-ка половину Иде с Утвассена.
Так Сундстрем и поступил.
С делами в городе покончено, лодки доверху нагружены товарами, и рыбаки уселись подкрепиться черствым хлебом и холодным кофе. Первый раз за весь день у них выдалась свободная минутка для еды. А когда был допит последний глоток, рыбаки пересчитали дневную выручку и, устроившись поудобнее на веслах, взяли курс в открытое море.
И тогда случилось чудо. В городе и в порту зажглись фонари. Одна за другой вспыхивали в вечерних сумерках светлые точки, пока наконец вся Труса не осветилась цепочками мерцающих огоньков. Это похоже было на колдовство, на чудесную сказку.
Дундертак сидел на корме, объятый восторгом перед открывшейся его взору чудесной картиной. Он был покорен, ошеломлен, уничтожен. Все мечты тускнели рядом с этим чудом.
Сэв, энергично загребая веслами, вывел лодку из гавани. Отдых предстоял не скоро - от дома их отделяло еще много километров пути. В шхеры неслышными шагами прокрадывалась темнота. Дундертак не мог оторвать изумленного взора от огоньков Трусы, пока они окончательно не скрылись из глаз. У себя дома, на далеком острове в шхерах, он привык видеть лишь тусклый язычок пламени маленькой керосиновой лампы, одиноко светившей им в долгие зимние вечера.
Все это произошло, когда Дундертаку было всего-навсего семь лет. В девять он уже самостоятельно ходил под парусами, и не только в Трусу, но даже в Седертелье и в Стокгольм. Босоногим мальчишкой Дундертак вкусил жизни рыбака, охотника и моряка. Когда он станет старше, он отправится путешествовать в большой мир. Он будет и мореплавателем, и золотоискателем, и ковбоем. Он объездит весь свет и повидает много больших городов на Западе и на Востоке. Но никогда уже не испытать ему того восторга, какой испытал он, увидев яркие ленточки вспыхивающих фонарей, бегущие вдоль набережной маленького городка Трусе.
ОХОТА НА ВЫДР
Как-то раз, бродя по острову, Дундертак наткнулся в траве на маленького совенка. Видимо, совенок раньше времени покинул свое гнездо и слишком долго летал - дольше, чем позволяли его слабые крылышки.
Дундертак взял птенчика в руки, размышляя, как же теперь быть. Напрасно он беспокоился. Дело было в сумерки, и мама-сова сидела тут же поблизости, сторожа своего ребенка. Бесшумной тенью ринулась она на маленького человека. Дундертак вдруг услышал у самого уха хлопанье мягких крыльев, чьи-то острые когти царапнули его по лицу.
Он окаменел от ужаса. Нападение было слишком неожиданным. Большие круглые желтые глаза старой совы горели, как начищенная медь. Это было так страшно, что Дундертак даже не пытался обороняться. Сова снова и снова бросалась в атаку. Ее цепкие, крючковатые когти оставляли глубокие царапины. Кровь текла по лицу Дундертака, а он все стоял не двигаясь. Потом, наконец, выпустил совенка и кинулся наутек.
В другой раз у него произошло весьма неприятное столкновение с единственным на острове козлом. У козла был вполне добродушный вид, и Дундертак решил, что ничего не случится, если он дернет козла за смешную бородку клинышком.
- Здорово, образина! - обратился Дундертак к козлу.
Ах, как не к месту это было сказано! И зачем только он это сделал!
Козел нагнул голову, уперся покрепче копытами, и - бац! Дундертак полетел кувырком. Боже, что тут было! Крик, слезы и, наконец, паническое отступление. Отступил, конечно, не козел... Сверкая зелеными глазами, "образина" недовольно тряс головой. Он был весьма оскорблен бесцеремонностью человеческого детеныша. Крепкие ноги вбуравились в землю - попробуй опрокинь! Сам, мол, живо опрокину всякого, кто посмеет еще посягнуть на мое достоинство честного козла!