Бургкерт несся очертя голову.
Вольцов сказал:
— А ведь мы уже где-то между Лейпцигом и Альтенбургом. По обеим сторонам шоссе тянулись поля. Впереди, правда далеко еще, виднелся лес.
— Воздух! — крикнул Феттер.
Бургкерт резко затормозил. Они бросились к большой копне. Обер-фельдфебель выругался и повернул назад. Зарывшись в солому, Хольт видел, как он достал целую охапку бутылок из вездехода и вдруг исчез в туче огня и земли, а истребитель-бомбардировщик круто взмыл вверх.
Они стояли у горящей машины. Бургкерта отбросило далеко в сторону. Широко раскинув руки, он лежал на проселке.
13
В деревне они наткнулись на команду полевой жандармерии. Таких, как они, отбившихся от своих частей, набралось человек сто: их посадили на грузовики и отправили в ближайшую казарму; здание было ярко освещено, словно здесь никогда не объявляли воздушной тревоги. В казарме они встретили лейтенанта Венерта. Он обрадовался.
— Очень кстати прибыли! У меня сводная рота, недостает младших офицеров. Ефрейторы командуют взводами! Сейчас же примите взвод, Вольцов!
Взвод расположился в трех спальнях, совсем зеленые юнцы, набранные отовсюду — из танковых и пехотных училищ; были тут и досрочно призванные подростки из лагерей трудовой повинности. В спальнях говорили о новом оружии, о великом переломе, который вот-вот должен наступить в ходе войны.
На оружейном складе сидел вдрызг пьяный офицер. Все брали там, что хотели. В вещевой каптерке Хольт наконец сменил толстую, подбитую ватой шинель на маскировочную накидку из парусины. Остаток ночи и следующий день они провалялись в спальне на соломенных тюфяках. Вольцов раздобыл газету и читал вслух:
«Победа или смерть!» — таков девиз народной войны». В сводке главного командования говорилось о «боях местного значения на Восточном фронте», об «оборонительном сражении в Рурской области», потом был назван Швейнфурт и одновременно упоминался Эрфурт.
— Тут сам черт не разберется, — сказал Вольцов. — Не фронт, а сплошь танковые клинья…
Без конца обсуждали, каковы надежды на победу. Кто-то принялся рассказывать об уроженке Аахена из Союза немецких девушек, которая в приступе фанатизма… американцам… Хольт выбежал из комнаты.
Длинный казарменный коридор. Хольт стоял у окна. На дворе при свете прожекторов устанавливали на самоходные лафеты длинные 75-миллиметровые пушки. Слонявшийся по коридору Вольцов подошел.
— Здесь была казарма истребителей танков. Еще всюду стоят самоходные лафеты и тягачи с противотанковыми пушками. Нет горючего… Какая обида! Вообще… все дезертируют, все бегут… С тех пор как американцы перешли Рейн, сопротивление по существу прекратилось. Не понимаю! — И, хлопнув Хольта по плечу, добавил: — В унтер-офицерской столовой распивают последние запасы спиртного.
Они с трудом нашли свободный столик. Вольцов принес пива и коньяку. Облокотился, подпер подбородок руками.
— Хотел бы я знать, что делает мой дядюшка. — Он выпил. Хольт сидел молча, кругом стоял пьяный гомон.
Ночью их подняли по тревоге. Рота Венерта выступила. Лейтенант отсутствовал. Вольцов объяснил:
— Он едет с командиром батальона и начальником штаба.
— У них грузовик со жратвой, — крикнул Феттер. Шли целый день по обочине, растянувшись чуть не на километр. Навстречу попадались отходящие части.
— Одни идут назад, другие вперед. Хотел бы я знать, что происходит, — недоумевал Вольцов.
Вечером остановились в деревне, ночевали в сараях и ригах.
В трактире сидела команда эсэсовцев. Вольцов до поздней ночи играл с ними в скат. Наутро он заявил:
— Парни первый сорт! Кстати, большинство из наших мест. Позавчера они ночевали в лагере трудовой повинности для девушек. Представляешь, что там было! Нарассказали дурехам всяких ужасов про негров и монголов, что, мол, их непременно съедят, те на все и согласились… — Он рассмеялся. — Ребята дожидаются начальства: должны тут военно-полевой суд учредить. — И с удовлетворением добавил: — Вот когда наконец возьмутся за дезертиров!
Рота двинулась дальше. После полудня их обстреляли истребители-бомбардировщики. Но им удалось быстро укрыться и потерь почти не было. Наконец они достигли места назначения — деревни Грейфенслебен. На краю деревни стояло несколько полевых орудий. Связисты тянули телефонную линию. В трактире Вольцов устроил нечто вроде командного пункта.
Он один суетился, что-то делал. Два других унтер-офицера, Бек и Винклер, безучастно сидели у печки. Поздно вечером прибыла еще одна сводная рота. Командир, обер-фельдфебель, был тяжело ранен. В пути на роту налетели истребители-бомбардировщики, она сильно поредела. Раненых отправили в соседнюю деревню Бухек, где разместился медсанбат. Когда связь с батальоном была налажена, Вольцов не мог отказать себе в удовольствии подробно разъяснить обстановку и боевое задание.
Батальон удерживает три населенных пункта, деревни Грейфенслебен и Бухек, а также Герштедт, небольшой городок тысяч в пять жителей, окруженный фабриками и сильно пострадавший от бомбежек. Магистральное шоссе проходит с юга на север по холмистой, бедной лесами местности, сначала возле Грейфенслебена, затем мимо Герштедта, где находится штаб батальона. Западнее Герштедта лежит большое селение Бухек.
— Мы входим в дивизию «Кернер», во вновь сформированную армию, и прикрываем здесь ее южный фланг.
Хольт устало и безучастно слушал его разглагольствования. Ночью в Грейфенслебен прибыли три 75-миллиметровых противотанковых орудия на самоходных лафетах. В первом часу на юге стала явственно слышна канонада, которая, однако, вскоре затихла. Из батальона в Герштедте, куда пристроился Венерт, сообщили, что с юга по автостраде Гермсдорф — Глаухау прорвались танки. Под утро из батальона вызвали роту в Герштедт для защиты командного пункта, как было сказано.
— А кто же здесь останется? — спросил Вольцов. Прибывшая после них сводная рота лишилась командира и состояла из полуобученных новобранцев, курсантов специальных военных училищ.
— Как их тут бросить одних! Бек, ты остаешься здесь!