Я почесал затылок и скосил глаза на Самохвалова, застывшего как телебашня, принимающая радиоволны. Чудеса да и только! Видимо, трудная это штука — работа над словом. Пока же — ничего не понятно. Марат — вместо злой заметки — сочиняет всерьез какую-то шутку из пяти снов, а сам Олег Сиропов про бедную Замирку из Катта-Каравана переправил в типографию по проходившей сквозь стены трубе едва ли не фельетон. Да!.. Трудная это штука — газета...
—Ну так где же она, заметка ваша?— вновь напомнил Сиропов.— Доберемся мы до нее сегодня или нет?
Расправив на столе наш изрядно помятый листок, Сиропов углубился в чтение, то и дело потирая виски и сердито сводя брови на переносице. Все это не обещало нам ничего хорошего. Прочитав заметку до конца, он, к нашему удивлению, похвалил нас. Мы-то уже ни на что не надеялись.
—Проблема подмечена верно!— сказал он.— В принципе... Ее только нужно немного повернуть. Читателю должно быть вкусно. Тема у вас есть. Теперь надо найти ход.
Маратик вновь говорил с нами. Но теперь уже — голосом Олега Сиропова. Я понял, что сейчас он начнет нас уговаривать увидеть заграничную майку Кати Суровцевой во сне. Кончится все это, наверное, предложением — попросить директора фирмы «Адидас» прокомментировать поведение Суровцевой... А что? Урок старейшего юнкора Маратика не прошел для нас даром. Но Сиропов сказал:
—Тему надо повернуть так... Для начала выкинем всякое упоминание о какой-то Суровцевой. Обойдемся без нее. Жирная будет — ни за что прославиться. Кстати, кто у нее папа, если не секрет? Вы-то, наверное, знаете.
—А она и не скрывает,— сказал Борька.— Бугор он. Так о нем дядя Сидор Щипахин говорит.
—Бугор?— переспросил Сиропов.— Тогда все ясно... Обойдемся и без вашей Суровцевой.
—Как же... без нее?!— расстроился Самохвалов,— Никак нельзя без нее.
—Это только кажется!— покровительственно заметил Сиропов.— Тут не в ней дело, и даже не в ее майке. Тут дело, братцы-кролики, в позиции Министерства этой промышленности. Тут, братцы-кролики, открытое письмо писать нужно. Может быть, прямо министру!— лицо его воодушевилось. Бросив кресло, Сиропов нервно забегал по кабинету, продолжая развивать свою идею, вмиг изорвавшую в клочья нашу жалкую заметку. Что ни говори, наша Катя выглядела куда скромнее монументальной фигуры министра, с которым, судя по полученной нами сегодня науке, нам с Борькой предстояло тоже встретиться во сне...
—Вы даже не представляете себе, какая тут операция наклевывается!— уже кричал Сиропов и, размахивая руками, рисовал нам видение будущей газетной страницы.
—Здесь,— чертил ладонью по воздуху Сиропов,— ляжет рубрика...
— «Можно ли об этом молчать!»— подсказал Борька, чтобы хоть как-то спасти в глазах Сиропова нашу с ним репутацию. Пусть знает, что и мы не лыком шиты. Но Сиропов скривился, как от занывшего зуба.
—Это из другой оперы,— сказал он.— А мы с вами, братцы-кролики, ударим покрепче. Пустим нашу операцию под рубрикой «Взрослым дяденькам на заметку». Понятно теперь?.. Итак, сверху пойдет рубрика. В центре страницы — красочный коллаж из фотографий и рисунков. Отовсюду идут ребята — в куртках и майках. И почти на всех какие-нибудь надписи. А у кого нет — там нарисуем на майках вопросительные знаки... Так... идем дальше. Слева — печатаем вашу заметку. Нет, не эту, конечно.— Сиропов пренебрежительно кивнул в сторону пашей злополучной заметки.— Вы другую напишите. От имени всей школы. С вопросом к товарищу министру. Почему, дескать, днем с огнем не сыскать маек с хорошими надписями. Ясно вам?
—А при чем тут операция?— отважился на вопрос Самохвалов.
—Очень даже при чем!— подхватил Сиропов.— Я ждал этого вопроса. А дело, братцы-кролики, в том, что товарищ министр может нам сказать так: «Вот вы шумите, ребятки, а зря! Потому что есть у нас машины, и текстильщиков тоже хватает, и маек можем вам напечь, как блинов,— хоть по сто штук разом надевайте. А вот с надписями туговато. Что писать-то, чтобы вам угодить?» Вот что, братцы-кролики, могут ответить нам дяди. Могут ведь?
—Факт!— кивнул я.— С этого и начнут.
—- Вот мы и сделаем, чтобы так не отвечали. Мы им сразу предложим на выбор хоть сто надписей. И почище, чем этот ваш «Я — чемпион!» и «Солдат удачи».
— Не наш,— уточнил я.— Катин.
—Не имеет значения. Главное — всех поднять, раскочегарить. И — призы сразу же объявить за лучшую надпись.
—Какие призы?— заинтересовался Борька.
—Ценные, конечно. Фотоаппараты, велосипеды, книги. И еще — майки с надписями-победителями. Ну, как идея? Годится?
—Годится!— подтвердил я.
—А раз так — садимся и придумываем варианты.
—Сами?
—А кто же? Дровишек подбросим — вот наша операция и разгорится помаленьку. Увидите — письмами завалят.
Мы стиснули ручки и засели сочинять надписи, а Сиропов скрылся за дверью кабинета, предупредив нас:
—Сейчас вернусь. Я только расскажу в секретариате, что мы тут с вами сочинили, место в следующем номере забронирую.
Сиропов вернулся минут через десять. К этому времени у нас с Борькой и Маратиком (он тоже поспешил присоединиться к нам — видать, соблазнился ценным призом!) было готово десятка два вариантов...
—Принято на «ура»!— ликующе сообщил Сиропов.— Ждут материал! Ну-ка, что тут у вас получилось?.. Так... «Болей с нами за «Пахтакор!» Неплохо. Но — не длинновато ли? Что еще? Ага, вот это, по-моему, маленький шедевр — «Ура: каникулы!» Поехали дальше... «Я не даю списывать». Что ж, тоже недурно. Что еще?... Ого, да тут у любой фабрики глаза разбегутся!—похвалил он. — Директора бороться станут за право эти ваши шлягеры на майках штамповать.— И он медленно и с аппетитом прожевал вслух наши изобретения: «Айда в кино!», «Это — майка», «Люблю мороженое», «Привет семье!», «Сам дурак!», «Хочу учиться — не хочу жениться», «Девчонок не берем», «Го-о-о-о-л», «Черта лысого!», «Эта майка без надписи».
—Здорово!— сказал Сиропов.— Фантазия имеется. Не знаю вот только, как с педагогической точки зрения?.. Нас, братцы-кролики, школа не поймет. Зачем эти черти, дураки... Про учебу маловато! Не вижу идеи усиления борьбы за повышение успеваемости. Надо бы подпустить что-нибудь и о связи школы с жизнью.
—Может, вот это подойдет!— воскликнул Маратик и прочел написанное: «Помни: если ты хочешь стать в будущем полезным членом общества, то учись в школе только на хорошо и отлично!»
Маратик поднял глаза и явно ждал аплодисментов.
—Разве ж это надпись?!— возмутился Самохвалов.— Ее не на майке, а только на индийской сари уместить можно. Отпечатать этот твой транспарантик на отрезе метров в десять длиной, и обмотаться им, как кокон. Можно и вместо чалмы использовать.
—Не пойдет!— подтвердил и Олег Сиропов.— Слишком лобовое решение. Надо бы что-нибудь поизобретательнее. Например — «Даешь пятерку!», или в этом роде.
Я хотел было возразить, что такая майка придется по душе дяде Сидору Щипахину и не очень-то понравится Наталье Умаровне, с которой стекольщик и содрал как раз пятерку. Привести эти доводы я не успел. Зазвонил красный телефон.
—Городской,— сказал Сиропов, поднял трубку и тут же изменился в лице. Едва успев сказать «алло», он в ужасе зажмурился, дернулся и шлепнул себя ладонью по левому глазу.
—Да-да, слушаю,— сладеньким голосом пропел он.— Ну конечно же... Всегда рад... Весь внимание. Записываю...— и, не очнувшись от болезненной гримасы, он стал записывать что-то под телефонную диктовку.
—Наверное, опять диктуют что-нибудь прямо в номер?— шепнул Борька.