Маратик хохотнул:
—Черта лысого! Я знаю, кто это. Мамаша Рудика! Видали, как Олег Васильевич сразу отключился. Всегда вот так.
—Что за Рудик?— спросил я.
—Рудольф Крякин.
—Что за птица?
—Поэт,— хмыкнул Маратик.— Она каждый день новые стихи сыночка по телефону читает и требует, чтобы записали и похвалили.
—А он сам что — глухонемой?
—Здоровый, как бык. В седьмом классе.
—А почему на своих двоих сюда не приходит?
—Говорю же — мамочка не разрешает. Через дорогу одному переходить не велит. Вот и читает каждый день по телефону.
—А если по почте? Клади в конверт — и посылай, если самому топать в редакцию лень.
—Так у нее вся зарплата на конверты уйдет!— засмеялся Борька.
Наконец Олег Сиропов положил трубку и промокнул платком лоб.
—Тяжелый случай!— процедил он сквозь зубы и протянул нам листок. Я прочел название: «Школьные частушки». Дальше шли такие стихи:
Слушай, милый мой дружок,
Просьбу подпольную:
Дай тихонечко списать
У тебя контрольную.
На горе стоит козел,
Грудь привольно дышит.
Моя подружка сочинение
С десятью ошибками пишет.
Подружка моя,
Нету мне покоя.
Снова двойку получила —
Ну что это за такое!
Сиропов достал из шкафа пухлую папку, на которой фломастером было выведено: «Полное собрание частушек Рудольфа Крякина». В папку он положил и новые стихи.
— Только стихи пишет?— спросил я.
—Только...— вздохнул Сиропов.— Но мне и их хватает. Вот — складываю.
Мне стало жаль Сиропова. Несправедливо все-таки. У человека масса дел, в голове — операция. А ему приходится какую-то галиматью по телефону принимать. Неужели нельзя отказаться? Видимо, поняв, почему мы с недоумением смотрим на него, Сиропов вздохнул:
Вы не думайте, Игреки, что мне нравится вся эта музыка. Но тут, братцы-кролики, тонкая штука получилась. В кооператив я вступил, взнос паевой отдал. Все как положено. А мамаша Крякина как глянула в мои документы — так сразу и прилипла:
Ах, вы в газете работаете! Отлично! У меня сыночек, Рудик, поэт настоящий. Вы уж его поддержите, проконсультируйте. У нас всем ужасно нравится, как он пишет. И дедушке, и обоим бабушкам... Ну а сама я думаю, будет из него второй Шекспир!— Так прямо и сказала!
А Шекспир писал частушки?— полюбопытствовал Самохвалов.
Нет, конечно,— сказал Сиропов.— Шекспир Крякину — не конкурент. Да его мамаша сто Шекспиров за пояс заткнет,— горестно вздохнул Сиропов.— Она ведь и есть председатель моего кооператива. Вот ведь, братцы-кролики, какая получилась штука. Влип и капитально. От котлована до крыши.
—А дом хоть растет?— полюбопытствовал я.
Сиропов махнул рукой:
—Растет... Да только куда медленнее, чем эта вот папка,— и он с силой метнул «Полное собрание...» обратно в шкаф.— Каждый день она час у меня отнимает. Ужасно писучий у нее Шекспир растет. Ладно бы — так диктовала. А то ведь — по буквам, чтобы, не дай бог, не перепутал я чего... Просто одурел уже от ее Пульхерий, Исидоров, Серафимов и Маргарит. Да она, если по-честному, мне за вредность флягу молока каждую неделю должна ставить! И эти его частушки — собираю! Вдруг мамаша придет сюда с ревизией...
Звонок Крякиной испортил настроение Сиропову, и он предложил нам с Борькой:
—Хотите со мной в типографию? Я свой материал посмотреть хочу — его уже давно набрали. Всю кухню газетную узнаете.
В типографию? Еще бы! И мы поехали на лифте вниз, в таинственный мир газетной кухни...
Типография встретила нас духотой, металлическим клекотом, сразу же заложившим наши уши. Сиропов подвел нас к широкому столу, на котором мы увидели газету — но не бумажную, а железную, и притом очень толстую — со спичечный коробок. Такую газету читать — всем классом в руках не удержишь. Вдоль железной газеты сновал человек в черном фартуке. Рядышком сидела худощавая женщина в очках, отражавших неоновый свет типографских ламп. Зайчики от ее очков запрыгали по лицу Сиропова и он на миг зажмурился. Очки сработали как лазер...
«Дежурненькая!»— догадался я.
—Олег Васильевич,— сухо сказала она.— Я бы просила вас обратить внимание на заголовок вашего досыла. Боюсь, шефу он не понравится... Дядь Вася,— обернулась она к человеку в фартуке.— Тисните Сиропову его досыл.
Дядя Вася вскинул ладонь — дескать, сейчас сделаем,— положил лист бумаги на металлическую газету, где все читалось наоборот, прокатал лист скалкой и подал Сиропову оттиск. Сиропов просиял и углубился в чтение. Я глянул через его плечо и сразу же увидел огромный заголовок. Заметка о том, как щуплая и застенчивая Замирка Артыкова спасла корову Кису из огня, называлась так — «Не перевелись еще богатыри на земле!» Сиропов недовольно хмыкнул:
—А чем плох заголовок? Вам не нравится? А по-моему, это находка. Сразу настраивает читателя на былинный лад.
—Решайте сами,— сухо ответила дежурная.
Я прочитал первую строку заметки. Она гласила: «Мы сидим с Замирой в рабочем кабинете начальника пожарной охраны поселка, и Артыкова смущенно припоминает подробности недавнего пожара».
Так, значит, вы были в Катта-Караване!— обрадовался я,— Ну, как там?..
С чего ты взял?— усмехнулся Сиропов.— Говорил же тебе — мы по телефону беседовали.
Я растерялся:
—Но тут написано — «Мы сидим...»
—Вот чудак!— Сиропов положил оттиск на стол.— Неужели не понятно? Это же художественный вымысел. Не было, но могло быть. Замира была ведь у начальника пожарной охраны. Он ей часы именные вручил. Так почему там не могло оказаться меня?! Элементарных вещей не знаешь. Зато гляди как здорово получилось! Раз я есть в заметке, значит налицо эффект присутствия. Это так называется. Эх ты, салага! Мотай на ус, пока я жив!..
Назавтра было воскресенье и мне вдруг пришло в голову — а не слетать ли с утра в Катта-Караван? Подумаешь — полчасика автобусом. Можно и газету отвезти. Ну, не газету, конечно, а хотя бы такой оттиск. Вот ребята обрадуются.
Замысел съездить в Катта-Караван возник у меня уже давно — сразу как Катю Суровцеву увидел. Я подумал так: скоро Восьмое марта и можно великолепно проучить Суровцеву. Как? А очень просто. Подарить ей обломки той самой книжки «Остров сокровищ», которую она отвергла еще в прошлом году, учась с Андреем Никитенко. У него-то, наверное, она сохранилась. Не выбросил ведь, хоть она и поизносилась порядком... Но для этого нужно было съездить к Андрею в поселок. Теперь появился повод сделать это завтра же.
Олег Васильевич,— взмолился я. — Подарите, пожалуйста, один такой оттиск. Я завтра в Катта-Караван еду, вот им заодно и отвезу. А то когда еще газета придет... Пусть обрадуются.
Дядю Васю попроси,— сказал Сиропов.— Пусть тиснет.
Но тут возмутилась дежурная:
—В чем дело, мальчики? Из типографии ничего нельзя выносить. Никаких таких оттисков. Получите газету — вот и читайте. А брать нельзя,— и она положила в шкафчик все белые листы, лежавшие до того на столе.
Но тут замигала лампочка, призывно зазвонил телефон и дежурная, послушав, сказала Сиропову:
Патрон послали с подписанными разворотами. Пойду получу,— и поднялась из-за стола.
Олег Васильевич,— жарко зашептал я.— Ну, разрешите, пожалуйста.
Сиропов развел руками:
Сами видали — дежурная не велит оттиски на бумаге выносить.
А если не на бумаге?— загорелся я. Мне в голову пришла блестящая идея — как и с Суровцевой спесь сбить, и катта-караванцев удивить. Не говоря ни слова, я стянул с себя свитер и ткнул пальцем в свою белую футболку, на которой не было никаких украшений.
—Вот сюда можно?— спросил я.
На футболку?— опешил Сиропов.— Каким образом?
А точно таким же?— успокоил его я.— Лягу на эти железки — вот все на футболке и отпечатается.
Сила!— восхитился Самохвалов и стал ощупывать себя, решая, что бы и ему прислонить к верстальному станку.