—Вот давай и напишем про то, что нельзя майки с надписями носить, если они к тебе никак не подходят.
—Разве только майки?— спросил я.— Видал куртку у Ромки Суровцева — у брата Катькиного.— У него там тоже по-английски написано. Не пробовал прочесть?
—А что написано?
—Дзе солжэ оф форчун — вот что! Солдат удачи. Диверсант — значит! Головорез...
—Это на него похоже,— кивнул Самохвалов.— Видал, как он малышей за ухо хватает? А пальцы у неточного плоскогубцы!
—Клещи бы делать из этих пальцев!— не выдержал я.
—Ну так что — пишем или не пишем?— напирал Самохвалов.— Учти, если ты откажешься, я накатаю заметку сам. Только потом не обижайся.
—- Конечно, пишем,— согласился я.
Заметку мы соорудили за какой-то час, назвав ее так: «Если ты не чемпион, так какого черта надел не свою майку?» По нашему разумению, этот заголовок должен был разить в яблочко мишени и сразу же бросаться в глаза таким, как Катя Суровцева. Заметку подписали так же, как и ту нашу записку на конференции — «Юнкор Игрек». С этой заметкой мы в субботу поехали в редакцию — искать Олега Сиропова. Усатый вахтер объяснил нам, как попасть в редакцию, и мы поспешили к лифту.
Сиропова мы нашли быстро. Он сидел за столом, уставленным тремя разноцветными телефонами. Перед ним стояла пишущая машинка, а сбоку лежал раскрытый блокнот. За соседним столом, низко склонившись над листком и тщательно вырисовывая каждую буковку, восседал щупловатый пацанчик. На нас он только глянул равнодушно и — вновь погрузился в свою писанину. Сам Сиропов не поднимал глаз. Утопив взгляд в блокнот и не отрываясь от него ни на мгновенье, он одновременно выстукивал что-то на машинке и при этом одобрительно посмеивался. Что-то в блокноте веселило его. Поняв, что так можно стоять очень долго, я закашлялся. Сиропов поднял невидящие глаза и, не произнося ни слова, сощурился, причмокнул и вновь пустил пальцы пастись по клавишам.
Тут инициативу взял на себя Самохвалов.
—Мы заметку принесли,— сказал он, и Сиропов поднял голову вновь.— Не узнаете нас?
Сиропов молчал. Лицо его выражало невыносимое страдание.
—У вас зуб болит?— спросил Борька.
Сиропов поджал губы, и я понял, что Борькин вопрос вернул его к жизни.
—Какой там зуб,— вздохнул Сиропов.— Если бы только зуб. Тут не то что зуб — вся челюсть заболит. Очерк в досыл пишу.
—В досыл?— участливо переспросил Самохвалов.— А это где?
Смирно сидевший пацан засмеялся и снисходительно прокомментировал Борькин вопрос:
—В досыл — это не «где», а — «что». Досылают, значит! В типографию! Если ей чего-нибудь срочно не хватает для номера.
Самохвалов, обиженный его неуважительным смехом, полюбопытствовал:
—Слышь, комар-пискун, а тебе самому ничего не досылают? Нет? А не мешало бы...
Мальчишка непонимающе замахал ресницами, а Сиропов засмеялся, приговаривая:
—Лихо! Лихо сказано!.. Ты, Марат, не обижайся. Один — ноль, не в твою пользу. Ничего, еще отыграешься.— И он обратил лик к нам:
—Братцы, я, действительно, очень занят. Строчу в досыл для рубрики «Так поступают наши герои». Случай интересный — девчонка на пожаре отличилась. Только что по телефону факты собрал. Пальчики оближешь! На полчаса работы... А вы, собственно, чего хотите? Вы по какому вопросу?
—Мы заметку принесли,— сказал я.
—Кто заказывал?
—Вы.
Лицо Сиропова вытянулось и на нем вновь появилась страдальческая гримаса.
—Когда заказывал?
—А вы вспомните. Вы у нас конференцию проводили, на вопросы отвечали. А нам сказали, чтобы пришли к вам.
—Хоть убейте — не помню!— всплеснул руками Сиропов.— Вы не перепутали, братцы-кролики?
—Вы еще нашу записочку с собой забрали,— напомнил я.— Помните, может? Мы — «юнкор Игрек».
—Юнкор Игрек?!— воскликнул Сиропов и не совсем уверенно добавил:— Вот теперь припоминаю. А о чем заметка ваша?
—Проблемная!— веско сказал Самохвалов, спеша опередить с ответом меня.— Все как вы просили,— и Борька полез было в карман за заметкой. Но тут Сиропов жестом руки испуганно остановил его:
—Нет, братцы-кролики, погодите! Подождите с полчасика, братцы мои. Меня ведь газета ждет. Внизу версталыщик рычит. Через полчасика и поглядим вашу заметку. А пока... Пока вот с Маратиком пообщайтесь, он у нас — старейший юнкор. Глядите — сидит и над словом работает. Маратик, займись новичками...
И Олег Сиропов, мысленно щелкнув незримым тумблером, мигом отключился от нас и вновь вышел на связь с блокнотом и машинкой. Нам ничего не оставалось, как перевести взгляд на старейшего юнкора. На вид он был шестиклассником — не более того. Оказалось, не ошиблись.
—Слышь, а почему он тебя старейшим назвал?— полюбопытствовал Самохвалов.
—А походи сюда с мое — тоже им будешь!— спокойно разъяснил Марат.
—И давно ходишь?
—С первого класса. Я уже и в Артеке был!
Борька вздохнул. Я понимал его. Похоже, быстрехонько прибавив в уме шесть лет к своим четырнадцати, Самохвалов живо смекнул, что не видать ему почетного звания «старейший юнкор» как своих ушей. Марат явно заслуживал уважения. Это был уже не юнкор, а лютый газетный волк.
— Ты над каким словом работаешь?— спросил уже я.
Марат с достоинством положил на стол авторучку и покровительственно сощурился:
—Вы что, братцы-кролики, и вправду, и первый раз? Тогда все понятно.
Услышав это его «братцы-кролики», мы сразу поняли, что Марат — любимый ученик Олега Сиропова. Даже закадычное словечко перенял у него.
—Работа над словом,— назидательно выговорил Марат,— это для юнкора самое главное. Иначе его читатели читать не будут.
—А печатать, значит, будут?— встрял я.
Маратик наградил меня презрительным взглядом и ничего не ответил, а продолжил свое:
—Вчера мы впятером проводили рейд по дворовым площадкам, а мне Олег Васильевич поручил собрать все материалы в один. И сделать, чтобы было интересно. Вот и работаю над словом. Чтобы заметка была вкусной. Ясно?
—А что за рейд?— спросил я уже вполне миролюбиво и с непритворным любопытством.
—Проверяли, кто гаражи на детских площадках строит, кто огороды заводит и ребят прогоняет.
—И об этом напечатают?— восхитился Борька.— Вот здорово. У нас тоже есть огород. У дяди Сидора Щипахина. Он себе у дома здоровенный кусище земли самовольно отхватил и колючей проволокой обнес. Подойти страшно.
—Колючей проволокой?— оживился Маратик, впервые проявляя к нам настоящий интерес.— Очень любопытно! Такого факта у нас не было. Описать сможешь?
—Проще простого. Записывай адрес. Массив «Юнусабад», сектор...
Марат резко поднял руку, будто был пассажиром, тормозившим левака на обочине дороги. Самохвалов, ясное дело, тут же затормозил...
—Стоп, братцы-кролики! — повелительно шепнул Марат.— Адресок — потом, в общей подписи дадим. Вы — факты, факты подбрасывайте...
—Какие еще факты?— обиделся Борька.— Говорю же — сам у двора краюху отрезал. Без спроса. И сажает лук и редиску. А две грядки полиэтиленом закрыл — там у него целая теплица.
—Но ты сказал вначале про колючую проволоку. Есть или нет?
—Если он ее не снял, пока мы тут с тобой болтаем, то, конечно, есть. Куда же ей деваться!
—Тогда отлично!— загорелся Марат.— Это же находка.— Он картинно запрокинул голову, вонзил взгляд в потолок и стал раскачиваться на стуле, поддав его назад так, что он, как мустанг, взвился и разве что не заржал. Гарцевание на стуле продолжалось с минуту. Наконец, Марат простил стул и вспомнил о нас.
—Значит так,— деловито распорядился он.— Напишешь о том, как однажды мама послала тебя на базар, за редиской, а за прилавком ты встретил этого... Как ты сказал?..
—Дядю Сидора Щипахина,— подсказал Самохвалов и испуганно добавил:
—Не встречал я его ни на каком базаре.— Что за ерунда?
—Не ерунда это, а литературная форма,— объяснил Марат.— Но ты все равно об этом ничего не знаешь, лучше слушай и мотай на ус.