В большом зале парижского ресторана, где отмечалась свадьба сразу трех пар, ярко горели хрустальные люстры. В центре за столом на небольшом возвышении сидели новобрачные, вокруг были расставлены столики для гостей.
Скрипач из оркестра, скользя по паркету, подходил к каждому из сидящих за свадебным столом. Виртуозная игра скрипки ублажала слушателей вариациями на тему знаменитого марша Мендельсона. Пробки от марочного шампанского улетали в высь сводчатого потолка, и фужеры одевались в пену изысканного напитка.
Когда поздравления и речи гостей иссякли, Тенгиз, взявший на себя роль тамады, поднял руку.
— Сейчас настал очень важный и торжественный момент!
Все затихли.
— Презенты от мужей — новобрачным! — Аплодисменты и музыка заглушали его голос: — Все подарки необыкновенные! — он тщетно пытался перекричать шум.
— Волшебные? — сидящая близко от него Дорис округлила глаза. В ответ она увидела загадочную улыбку.
— Первый подарок мой, — воскликнул Тенгиз и, повернувшись к Симоне, распаковал прозрачную коробку. Букет живых цветов, тонкий аромат которых разнесся по всему залу, упал к ногам француженки. — Это эдельвейсы! — провозгласил Тенгиз. — Они растут высоко в горах. Эдельвейсы — свадебные цветы. Они приносят счастье. Только достать их должен сам жених, добравшись к вершине. Тогда счастье до конца жизни будет сопутствовать той, кому они предназначаются.
— Действительно, волшебные! — в тишине зала вновь прозвучал восхищенный голос Дорис.
— Заколдованные — «аленькие», — с иронией шепнула ей Алена.
Неброская красота диких цветов могла сравниться только с красотой глаз Симоны. Она прижала их к груди, и незаметно капнувшая слезинка затерялась в нежных лепестках. Подарок был ей дороже всех драгоценностей на свете.
— А теперь — алаверды, — Тенгиз развернулся к Сергею.
— Принимаю тост, — объяснил Сергей тем, кто не понял грузинского слова. Он протянул Наталье шкатулку из малахита.
— И я дарю тебе цветок. По обычаям нашего края… — Мужчина с улыбкой посмотрел на Тенгиза. — …Я тоже добыл его сам.
Наталья, взяв в руки сочно-зеленый ларчик, осторожно щелкнула замком. Сидящие рядом ахнули. Переливаясь лепестками искусно выполненной розы, на дне лежала огромная брошь из драгоценных камней — рубинов, бриллиантов, сапфиров. От неожиданности у Натальи перехватило дыхание. Она приколола дорогую вещицу себе на платье — и брошь словно приросла к туалету. Она полностью соответствовала стилю и образу женщины.
— Какая прелесть! Вся из камней! — восхищенно выдохнула Алена.
— Это действительно настоящий каменный цветок! — подтвердил Сергей. — Помните сказку «Хозяйка Медной горы»? Так вот она, моя Наташа, скоро будет хозяйкой горы!
Брошь, отражаясь огнями многоярусной люстры, сияла красотой, достойной хозяйки.
Тенгиз, продолжая исполнять роль тамады, взглянул на Игоря.
Тот встал и, помолчав минуту и подождав, пока все успокоятся, спросил:
— Желаете услышать новую сказку?
Все гости дружно захлопали.
— Я дарю своей любимой волшебные башмачки. — Он поставил перед Настей резной сундучок и, открыв его, достал изящные легкие туфельки. — Их сшил за одну ночь итальянский мастер.
Настя удивленно взглянула на Игоря.
— Это по-настоящему необыкновенная история, — отвечая на ее взгляд, начал Игорь рассказ. — В Венеции на вернисаже какой-то странный старик долго рассматривал мою «Златовласку». А потом обиженным голосом поинтересовался: «Эй, художник, почему эта прекрасная девушка у тебя босая?» Я объяснил ему, дескать, суть картины в том, что «Златовласка» нагая. Но он ничего не хотел слушать. Только твердил, что платье нарисовано рядом, а туфель нет. Отчаявшись, я махнул рукой, но старик не отставал. «Какой у красавицы размер обуви? — спрашивал он. — Я сошью для нее башмаки. А впрочем, не подсказывай, сам увижу». Надвинув на нос очки, старик уткнулся носом в изображение на картине.
Тогда еще я не был знаком с Настей. Все происходящее казалось мне каким-то мистическим наваждением. Я постарался отделаться от итальянца. Но наутро он пришел вновь и принес этот сундучок. — Игорь похлопал по резному изделию старинной работы. — В нем лежали туфельки. «Подаришь своей возлюбленной, — тоном, не допускающим возражений, изрек старик, но, видя, что я смотрю на него как на сумасшедшего, пояснил: — Молодой человек, я преклоняюсь перед твоим искусством, ты великий художник. А я — известный во всей Венеции мастер модельной обуви. Ремесло перешло мне еще от прадеда. Прими это от меня в благодарность за твое искусство, подари их своей принцессе на свадьбу. Не сомневайся, они будут ей впору. В них она не собьется с пути и выйдет на дорогу счастья!»