— Ничто не стоит того, чтобы рисковать тобой. Ничто.
Она колебалась.
— Макс, но ты же сам говорил мне, и есть ещё кое-что важное. Все мы нуждаемся в безопасном месте, где мы сможем залечить свои раны, где сможем накопить достаточно сил, чтобы бороться дальше. Ты дал мне это, и я всегда буду тебе благодарна. Но в свою очередь, я не могу оставить все так, как есть. Если я не сделаю то, что в моих силах, то этот ублюдок не заплатит за то, что он сделал со мной, и тогда я действительно буду скрываться с тобой. И ни один из нас не сможет жить с этим долго.
Даже, несмотря на то, что лицо Макса совсем не изменилось, она все равно чувствовала, что борьба продолжается в нем. Это была его натура — сделать все возможное, лишь бы защитить тех, кого он любил. И порой борьба с собственным характером была страшнее любой битвы.
Наконец, немного хрипло он произнес:
— Он может и не позвонить. Он может просто отказаться и выбрать другую цель.
Она кивнула.
— Но если он всё же позвонит, я должна убедить его, что он все ещё может контролировать меня. Мне придется открыть ему дверь.
Макс встал и притянул ее в свои крепкие объятия. Это была первая вещь, которую она попросила у него, и он не мог отказать. Точно так же, как и не мог отказаться от нее самой. Он безудержно хотел ее. Эта была другая вещь, которая тоже граничила с риском.
Иногда рассуждение о риске было намного важнее самой опасности.
Они все согласились, что вор, скорее всего, захочет подобраться к ней в музее. Номер ее апартаментов не был включен в общий список и был известен лишь немногим людям и, к тому же, было бы несколько опрометчиво со стороны человека преднамеренно напасть на Дайну, чей призыв о помощи, несомненно, услышал бы Макс. Эти аргументы Вульфа и Дайны убедили Макса не оставаться в музее в течение всего дня. Она должна была остаться одна в своем офисе ещё несколько часов.
Максу все это ужасно не нравилось, но он согласился, к тому же он был уверен, что Дайну в случае чего может защитить охранник, который стоял в конце прихожей офисов, а так же сам Вульф, находящийся в музее.
Ничего не произошло ни в понедельник, ни во вторник, кроме того, что все они были очень напряжены и беспокойны. Макс и Дайна возвращались в свою квартиру каждый вечер, и оба максимально использовали те часы, что отводились им наедине. Время шло, и Дайна стала ещё более уверенной в том, что в той коллекции было, на самом деле нечто более ценное, чем ей сказал Макс. Она дождалась вечера вторника, когда он был в своем лучшем настроении, и решилась попросить у него ответа, давя на жалость и милосердие. Тем не менее, Макс был сильным человеком даже в этом случае и прекрасно справился — хоть и с рычанием — но потом пообещал, что расскажет ей все свои тайны в их медовый месяц. Дайна согласилась, главным образом потому, что Макс в действительности не был так беззащитен, как это казалось со стороны. И если он доверял ей, она так же полностью доверяла и ему. Через несколько секунд после его ответа, она была не только не обеспокоена тем, что он не сказал ей, а уже полностью потеряла интерес к этой теме.
Впервые после того, как она решила остаться с Максом, Дайна проснулась перед рассветом от ночного кошмара. Застрявшей в горле крик нашел ее даже в надежных объятиях Макса. Он спал глубоким сном, и она очень боялась разбудить его, поэтому осторожно выскользнула из кровати.
Она нашла свою длинную ночную рубашку, которую ранее бросила на стул, надела ее, затем вышла из спальни, не включая свет. В квартире уже было не совсем темно, и к тому времени, когда она добралась до окон гостиной, восход окрасил небо в розовые и пурпурные тона.
Дайна пристально наблюдала за приближающимся рассветом, вспоминая свой кошмар. Не старый кошмар, а ещё один, созданный ее расшатанной психикой.
Как-то Макс сказал ей, что, по его мнению, человек, изнасиловавший ее в Бостоне — был не этим человеком, с которым она имеет дело сейчас, а она не хотела думать об этом слишком долго. Так или иначе, ей казалось, что будет менее ужасным полагать, что это был тот же мужчина, хоть и сама мысль о том, что он последовал за ней через всю страну после двух лет была ужасна. Одного жестокого человека было достаточно для любой женщины, чтобы навсегда разбить целостность ее жизни… и ведь молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды, так говорят. За исключением того, что эти слухи были далеко не всегда правдивы. Молния, как оказалось, все же ударила в одно и то же место дважды. Есть люди, которые были поражены ею не раз. И, как бы она не хотела принять желаемое за действительное, она знала, что существуют вещи куда страшнее, чем один зверский человек в мире.