— Что, прости?
— Мой мир, — медленно произносит он. — Ты почувствовала это однажды, в ту ночь, когда я перешел обратно. Ты потянулась за мной, и твоя рука запуталась в моем следе.
Я выдохнула.
— Я знала это. Я имею в виду, я задавалась вопросом, так ли это было. — Мой взгляд устремляется к моим рукам, когда я вытягиваю свои очень настоящие, очень твердые пальцы. — Значит, это онемение, странное ощущение холода, которое охватило тебя, вот что это такое для тебя? Когда ты там?
Он на секунду отводит взгляд, его губы сжимаются в тонкую линию, прежде чем снова расслабляться.
— Это небольшой привкус.
Просто привкус того, что он испытывает? Каждую секунду, когда его здесь нет? Я содрогаюсь от этой мысли.
— Ты следующая.
— Верно, — бормочу я. — Эм. — Я не знаю почему, но в этот момент я чувствую необходимость быть честной с ним. Признаться. Я прикусываю уголок губы, затем: — Я не спала. — Его взгляд сужается, вопрошающий. — Когда я была больна. Ну, не сначала. Я чувствовала твое тепло, я хотела стать… ближе. Но когда я почувствовала, как ты пошевелилась подо мной, я не захотела отпускать. Тогда мне стало неловко, поэтому я притворилась, что все еще сплю.
Я наконец встречаюсь с ним взглядом и обнаруживаю, что он пристально смотрит на меня. Если бы я была из тех, кто краснеет, я уверена, что моя кожа стала бы алой от одного этого взгляда. Жгучий, интенсивный, до краев наполненный скрытым смыслом, и я хотела бы, Боже, как бы я хотела, чтобы я могла видеть мысли, разжигающие это пламя. Еще один удар проходит без ответа, вызывая неловкость, вызванную молчанием.
— Пожалуйста, скажи что-нибудь, — выдыхаю я, удивленная тем, насколько уязвимой заставило меня чувствовать себя это признание.
Отрывая от меня взгляд, он проводит рукой по лицу.
— Моя очередь. — Его голос низкий, когда он бормочет: — Я не создан для того, чтобы… что-то чувствовать.
Я выгибаю бровь.
— Что это значит?
— Это значит, что я каждый день становлюсь свидетелем эмоций, когда собираю жизни. — Я глотаю это слово, собираю, зная, что он имеет в виду момент, когда он забирает чью-то душу. — Все, от страха до боли, горя или облегчения. Но я сам никогда не испытывал ни единой эмоции. Ни разу. — Он наклоняется вперед, упираясь предплечьями в бедра, затем эти зеленые глаза встречаются с моими, удерживая мой взгляд в равновесии. — Никогда, пока не вошел в этот мир. Никогда, пока не появилась ты.
Мои глаза расширяются, сердце колотится в груди. Это первая реальная вещь, которую он рассказал мне о себе. Не из его мира, а из него самого. Такая личная часть его, почему он такой, какой он есть. Идти по жизни, никогда ничего не чувствуя раньше, я даже представить не могу. Оглядываясь назад сейчас, это имеет такой смысл. Каким замкнутым он становится. То, как он замыкается, как только начинает открываться, начинает позволять себе чувствовать что угодно.
Боже, на что это должно быть похоже для него? Впитывая все эти эмоции, все новые ощущения, внезапно пронизывающие его. Я слегка наклоняюсь вперед, прищурившись, как будто это поможет мне заглянуть в его мысли, в его сердце.
— В ту первую ночь, когда ты оказался здесь, когда я вошла с другом. Ты казался таким сердитым. В ярости.
Один уголок его рта приподнимается, но это сухая улыбка, его челюсти сжаты.
— Я был. Я приношу извинения за это. Это был мой первый реальный опыт общения с этими эмоциями. Я был… разочарован. Я все еще пытаюсь привыкнуть к этому. Приспособиться.
Мое сердце трепещет, его слова проникают в меня.
Я так сильно хочу надавить на него, чтобы добиться большего. Больше ответов, больше чего угодно. Но выражение его лица уже снова становится жестким, и я не хочу, чтобы он снова был настороже. Не тогда, когда я только что записала это. Поэтому я заставляю себя откинуться на спинку дивана, заставляю свое выражение лица, свой голос расслабиться. И на этот раз, когда наступает моя очередь, я решаю ослабить бдительность так же, как он сделал это для меня.
— Моя очередь, — шепчу я, встречаясь с ним взглядом. — В последнее время мне снятся сны. Эти мальчики, братья — я как будто чувствую все, что чувствуют они. И это ужасно. То, как с ними обращаются, отвратительно. — Мое горло сжимается, и я проглатываю скопившийся там комок. — Но они такие сильные. Намного сильнее меня. И, несмотря ни на что, их сердца так чисты. Полные любви друг к другу и надежды. Влага собирается в уголках моих глаз. — Я смахиваю ее. — Я знаю, что они ненастоящие. Я знаю, что это всего лишь сон. Но во многих отношениях я равняюсь на них. Они мои образцы для подражания.