— Я могу обеспечить вам освобождение от ответственности, — вновь сказал я.
— Неприкосновенность? — переспросил Калликратидис так, словно не понимал, что означает это слово. Его лицо блестело от пота.
— Хотите выпить? — спросил я. Ожесточенность сошла с лица Калликратидиса. — Еще пива? Или стаканчик виски?
— Пива, — сказал он. — Мне нельзя алкоголя: желудок барахлит.
Я взял ему пиво, а себе — портер, надеясь, что он не слишком пьян.
— Так как насчет этого?
— Насчет чего?
— Насчет вашего освобождения от ответственности. Подумайте об этом.
В его черных с желтинкой глазах мелькнула искра понимания.
— Кто вы?
— Работаю на страхователей.
Я вытащил из кармана листок бумаги, нацарапал на нем номер телефона Мэри Эллен и пододвинул его через стол Калликратидису. Он сгреб листок и сунул его в нагрудный карман рубашки.
— А вознаграждение? — потребовал Калликратидис.
— Какое еще вознаграждение?
— Неприкосновенность — это хорошо, — объяснил он. — Но если я проболтаюсь, то останусь без работы. Так что я нуждаюсь и в деньгах.
День тянулся уже так долго. Я был разгоряченным и потным, а портер по вкусу напоминал чернила. Я чувствовал, как мое терпение лопается по швам, подобно раздутому флагу.
— Это ваш единственный шанс отмазаться от убийства и от мошенничества.
— Так какое вознаграждение? — настаивал Калликратидис.
— Не знаю.
— Так узнайте!
— Десять тысяч фунтов.
— Мало, — покачал он головой.
Я приказал себе сохранять спокойствие. Слова — ветер.
— Это все, что я могу предложить.
Наступило молчание. Наконец Калликратидис пожал плечами и сказал:
— Может, и рассказывать-то нечего.
Я наклонился к нему. С меня уже было довольно.
— Слушай, ты, — сказал я. — Собираешься, стало быть, схлопотать обвинение в убийстве? Отвергаешь шанс избежать его и получить заодно крупную сумму наличными? Да ты в своем уме?!
Лицо Калликратидиса выглядело как запотевшая шпатлевка[32]. От него исходил неприятный запах.
— Десять тысяч фунтов и избавление от тюрьмы хороши, когда ты жив.
— Но ты жив.
— Если проболтаюсь, то протяну недолго.
Наполняя стакан, Калликратидис дребезжал банкой о стекло.
Я поднялся.
— Поторопись передумать, — изрек я. — Позвони по тому номеру до полуночи. Там сообщат, где я. В противном случае от закона тебе не уйти.
Я открыл дверь и шагнул под дождь. Воздух Южного Уэльса насыщен вредными газами, но после бара «Адмирал Бенбоу» он казался прямо-таки нектаром.
Я велел таксисту доставить меня в отель. Там мне предложили комнату, пропахшую дымом чужих сигарет. Позвонив Мэри Эллен, я сообщил ей свой адрес и попросил отсылать моих телефонных абонентов по новому номеру. Затем вышел из гостиницы, купил рыбу с чипсами, пару банок пива и уселся в номере, ожидая, когда господин Калликратидис взвесит все «за» и «против».
Я сидел там, стараясь думать о благоразумном будущем, когда я отправлюсь в Америку работать на Арта Шеккера и его «Флайинг Фиш Челлендж». Но представлять будущее было нелегко. Память неизменно соскальзывала в прошлое.
Она устремилась на юг Франции той поры, когда Фрэнки уже исполнилось двенадцать. Мэри Эллен сняла тогда в департаменте Дордонь жилой дом на ферме и попросила меня отдохнуть с ней и Фрэнки. Мы никуда не ездили вместе, по крайней мере, последние семь лет. Фрэнки плескалась в реке, свела дружбу с несколькими французскими ребятишками и притащила откуда-то трехногого щенка. Я и Мэри Эллен проводили время на террасе, потягивая вино и почти не разговаривая. На пятый вечер мы ужинали как обычно, а Фрэнки уже лежала в постели. Мы сидели и пропускали по стаканчику вина перед сном, наблюдая, как меж деревьями мерцают огни других домов.
Лицо Мэри Эллен едва светилось за густой завесой волос.
— До чего же глупые взаимоотношения, — сказала она.
— Ты имеешь в виду наши?
— Мы женаты уже двенадцать лет. А жили вместе всего-то два года.
Впервые за Бог знает сколько лет мы поехали куда-то втроем. Почему?
Вино придало мне излишней самоуверенности.
— Хочешь, изменим все?
Мэри Эллен коснулась моей руки своими отлично отманикюренными ногтями.
— Нет, — сказала она. — Из-за Фрэнки, так ведь?
— Из-за Фрэнки, — подтвердил я.
Да, так оно и было. Фрэнки жила меж нами, укрепляя нашу любовь. Если бы мы стали парой, совершающей яхтенные прогулки, то укреплять оставалось бы разве что неприязнь. Но каждый из нас жил своей жизнью, смиряясь с отсутствием другого. Воспитание Фрэнки, вероятно, не было традиционным, но, кажется, и не повредило ей.
Мэри Эллен так сжала мою руку, что я ощутил обручальное кольцо, которое купил ей в Арубе, с дешевым изумрудом, размером с таблетку, ныне окруженным бриллиантами.
— Должны ли мы что-нибудь менять? — сказала она.
Лицо Мэри Эллен, освещенное луной, было совсем рядом. Я поцеловал ее в губы. Она нежно ответила на поцелуй. Мгновение мы были так близки, как когда-то в Венесуэле.
— Идем.
Мэри Эллен встала, прихватив бутылку за горлышко. Я последовал за ней в ее комнату. Зашуршала, спадая на пол, одежда. В сетку, натянутую на окно, бились мотыльки.
32
Шпатлевка — материал, который наносят по слою грунтовки, при необходимости выравнивая поверхности.