В том дому убей того,
Кто отнял друга моего.
Пополнения из тыла приходили плохо вооруженными, плохо обученными и уже подавленные тем, что они знали о фронте.
Во всем этом социалисты нимало не повинны.
Вот отрывок из письма интеллигента-офицера, настроенного в общем очень бодро:
"Эта масса так темна, что для многих из них совершенно непонятно, что происходит кругом. Они не доверяют никому - ни Керенскому, ни С. Р. и С. Д., ни Вр. Пр. Все это для них пустые звуки. Я собственными ушами слышал такие рассуждения, что буквально язык прилипал к устам и не знаешь, что можно ответить на такие заявления: "Бог его знает, кто этот Керенский, может, он еще 3 года хочет воевать".
С. Р. и С. Д., по их мнению, тыловые солдаты, которые не хотят идти на фронт, а кричат: "война до победы!"
Другой офицер пишет:
"А все-таки, у этих слепых великомучеников есть что-то вроде государственного инстинкта, иначе нельзя объяснить почему они не разбегутся, воткнув штыки в землю".
В конце концов - они разбежались, потому что не хватило терпения, потому что армия знала и помнила такие факты, как хождение в атаку с дубинками, вместо ружей, и отбитие атак камнями, вместо шрапнели.
В четырнадцатом и пятнадцатом годах вся пресса громогласно и ежедневно пела дифирамбы мужеству русского солдата, в 16-ом, когда социалисты еще молчали, тон дифирамбов значительно понизился, к концу года некоторые журналисты весьма мужественно начали сомневаться в боевых качествах победоносной русской армии - сомнение, не очень уместное после того, как почти весь кадровый состав армии был уничтожен боями, болезнями и отвратительным отношением к солдату.
Я пишу это не ради защиты социалистов, не нахожу, чтобы они нуждались в защите, но уж очень противно наблюдать, как ложь, будучи повторена тысячекратно, приобретает для многих облик правды.
А настоящая суровая и беспристрастная правда в том, что вся Русь, а не только ее армия, начала разрушаться задолго до того, как социалисты получили в ней право голоса, и что теперь на ответственность социалистов историей возложена гигантская работа оздоровления и возрождения России.
<ИЗ НЕСВОЕВРЕМЕННЫХ МЫСЛЕЙ>
"Новая Жизнь" No 97 (312), 23 (10) мая 1918 г.
Умирает от голода Вера Алексеевна Петрова, врач первого выпуска "Женских медицинских курсов"57. Мне пишут о ней:
"Я не знаю, кого просить за старого, больного человека, фактически умирающего от голода,- врача, всю свою жизнь посвятившего народу, земской работе. Теперь она умирает беспомощная, покрытая грязью, в пыльной, ужасной комнате. Если бы Вы слышали ее слова, уже потустороннего человека.- "Какой ужас голод!" Умирает смертью медленной и верной, не имея ни одного человека, который принес бы ей кипятку или кусок хлеба. Говорили так много о кротости и любви... где она? Равнодушного зверя, без добрых начал и порывов, голодное брюхо - вот, что из нас сделали...".
Необходима помощь. Адрес В. А. Петровой: 6-ая Рождественская, д. 8, комната 46. Деньги можно направлять и в редакцию "Новой Жизни".
НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ МЫСЛИ
"Новая Жизнь" No 105 (320), 1 июня (19 мая) 1918 г.
В мужскую Обуховскую больницу поступил "с явлениями резкого истощения на почве плохого питания" профессор Технологического Института физик Николай Александрович Гезехус. В свое время профессор Гезехус был настолько популярен как ученый, что талантливые преподаватели физики именовались в честь его "Гезехусами". Ныне ему 72 года, он лежит в Обуховской больнице, распухший от голода, с отеками на ногах.
Я думаю, что этот факт не нуждается в пояснениях и ламентациях, я только напомню, что Великая французская революция, отрубив голову химику Лавуазье58, не морила голодом своих ученых. Так как у нас, при всеобщем моральном отупении, все возможно, то, может быть, какой-нибудь циник скажет:
- Профессору 72 года...
Но и самый гнуснейший циник будет обезоружен, если узнает, что в мужском отделении одной Обуховской больницы лежит 134 человека "больных от голода", "заболевших, вследствие недостаточного или ненормального питания", и 59 человек из них моложе 30, а человек 30 - моложе 20-ти. Все это люди физического труда, люди, которым для нормальной жизни необходимо питание, которое давало бы организму 3.000 тепловых калорий и которые при современном продовольственном пайке получают 500-600 тепловых единиц, т. е. менее четверти количества, необходимого человеку. При этом надо помнить, что далеко не все, вводимое в желудок, может быть усвоено организмом, полусоломенный хлеб, головы селедок, дуранда и прочее в этом роде не столько на пользу, сколько во вред людям.
Голод в Петрограде начался и растет с грозной силой. Почти ежедневно на улицах подбирают людей, падающих от истощения: то, слышишь, свалился ломовой извозчик, то генерал-майор, там подобрали офицера, торговавшего газетами, там модистку.
Но, может быть, страшнее физического умирания от голода - все более заметное духовное истощение. Недавно внимание врачей было остановлено фактами резкого понижения веса среди лиц интеллектуального труда. Люди этой категории питаются, все-таки, лучше рабочих, да и тепловых единиц им нужно на тысячу меньше, чем людям физического труда, однако - исхудание среди них все прогрессирует. Медицинское исследование показало, что эти люди выделяют огромное количество фосфора, что указывает на ненормальное сгорание нервной ткани и что должно, в конце концов, привести людей к истощению духовной, творческой силы, необходимой нашей стране больше, чем когда-либо раньше.
Умирает Петроград как город, умирает как центр духовной жизни. И в этом процессе умирания чувствуется жуткая покорность судьбе, российское пассивное отношение к жизни.
Я был глубоко взволнован единодушием, с которым люди разных классов оказали помощь забытой всеми, умиравшей от голода и грязи женщине-врачу В.А.Петровой59. Но г-жа 3.Введенская и М.А.Беренс извещают меня, что Петрова "жила в этих ужасных условиях несколько лет". Несколько опоздали мы с помощью. А до чего дожила В.А.Петрова, об этом сообщает мне г-жа Ек.Пуговко:
"Вчера еще раз перед глазами предстал кошмарный ужас - старческое тело, измученное голодом и вшами, целыми стаями кишащих в струпьях.
Если бы можно было передать, что отразилось в глазах врачей и даже видавших виды служанок, присутствовавших при ванне Петровой.
Одна из служанок обратилась ко мне с вопросом: "Где вы ее нашли?"
Я сказала где.
"Кто она?"
На мой ответ, что это женщина-врач, служанка посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и, указав пальцем на Петрову, сидевшую в ванне, почти крикнула, не веря:
- Кто? Она - врач?
Горьким упреком прозвучало замечание одной из врачей, здесь находившихся:
- Не все доктора, очевидно, богато живут".
Надо что-то делать, необходимо бороться с процессом физического и духовного истощения интеллигенции, надо почувствовать, что она является мозгом страны, и никогда еще этот мозг не был так нужен и дорог, как в наши дни.
Интеллектуальные силы Петрограда должны немедленно организоваться, в целях самосохранения, в целях защиты от голода и нервного истощения. Начать можно бы с малого дела - организации столовых, а на этой работе искать средств и путей к более важному.
Нельзя относиться к самим себе и друг другу так апатично и пассивно, ведь если голод вызывает апатию, то апатия, в свою очередь, может усилить голод до размеров стихийной катастрофы.
Идя к свободе, невозможно оставлять любовь и внимание к человеку где-то в стороне.
НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ МЫСЛИ
"Новая Жизнь" No 107 (322), 4 июня (22 мая) 1918 г.
Завоевав политические права, народ получил возможность свободного творчества новых форм социальной жизни, но он все еще находится - и внешне, и внутренне - под влиянием плесени и ржавчины старого быта. В массах народа нет признаков сознательного стремления коренным образом изменить отжившие отношения человека к себе самому, к своему ближнему, к жизни вообще.
Жизнь насыщена множеством ценных идей, совершенно новых для масс, но эти идеи попадают в сферу инстинктов и чувств грубых качественно, ограниченных количественно, в этой сфере они усваиваются с трудом - если только усваиваются, в чем, к сожалению, и можно, и следует сомневаться.