На эстраде надрывался гитарный ансамбль, наяривая что-то разухабистое.
Пожилой швейцар, дожевывая на ходу, преградил Жанне дорогу:
- Куда? Местов нет! Через полчаса закрываемся!
Жанна ничего не ответила. Она стояла, глядя на красную рожу швейцара, и ждала, когда у нее потекут слезы. Плакать ей не хотелось, но, черт возьми, артистка она или нет! Наконец слезы полились. Да так, что теперь Жанна никак не могла их остановить.
- Ты чего? - испугался швейцар. - Обидел кто?
- У вас тут объявление… - всхлипывала Жанна. - Про уборщицу… Я хотела…
Она заплакала еще сильнее.
- Сейчас-то зачем? - растерялся швейцар. - Ты днем приходи.
Но Жанна доиграла сцену до конца. Она опустилась на корточки и спрятала лицо в ладонях. Плечи ее сотрясались от рыданий. Дрогнувший швейцар привел какого-то ресторанного начальника, еле вязавшего лыко. Тот долго не мог понять, чего от него добивается Жанна. А она, рыдая, умоляла взять ее уборщицей за любую, самую мизерную плату.
- Ну ладно, ладно, - махнул рукой начальник. - Приходи.
- Я прямо сегодня могу начать.
Ресторанного начальника явно ждала очередная рюмка.
- Черт с тобой, - сдался он.
Все остальное было уже проще. На кухне она наелась до отупения и, подремывая, дождалась, пока зал опустеет. Потом взялась за уборку, с которой управилась только к рассвету. Так что спать ей пришлось в подсобке, где она и обосновалась на долгое время. Назавтра ее без особых проблем оформили уборщицей со смехотворным окладом. Но Жанна и этому была рада до беспамятства.
Работенка, конечно, у нее была не приведи господи. Окурки, объедки, осколки разбитой посуды каждый вечер собирались в настоящие горы. С ноющей поясницей и дрожащими ногами Жанна возвращалась в подсобку, на тощий матрасик, разложенный прямо на полу между пирамидами ящиков и завалами тяжелых мешков.
Но был в сутках один счастливый отрезок - когда Жанна оставалась одна в запертом на ночь ресторане. Тогда она поднималась на эстраду, где торчали микрофонные стойки и накрытая тряпкой ударная установка, открывала крышку пианино и опускала руки на клавиши. Стесняться было некого, и она распевала в полный голос все шлягеры, приходившие ей на память. И в этот момент Жанна забывала про все невзгоды неустроенной жизни. Пусть судьба бросила ее на самое дно. Это только ожесточило ее в борьбе за свою мечту. Она выплывет наверх. Она больше не станет резать себе вены. Это удел слабых. Она из кожи вон вылезет, зубами вырвет свое место на Олимпе. Только надо работать. Работать до обморока.
И Жанна буквально истязала себя за пианино, постоянно меняя гармонии, пробуя новые интонации, переходя от крика к шепоту.
Она замечала, что голос ее раз от раза крепнет, и уверенности у нее все прибавлялось. Жанна сама была себе и педагогом и судьей.
Впрочем, был у нее и зритель. Однажды Жанна, бросив случайный взгляд из-за пианино, замерла от страха и омерзения. На краю эстрадки сидела огромная седая крыса и внимательно слушала Жанну. Прогнать ее не удавалось никакими силами. Крыса, как верная поклонница, приходила каждую ночь и терпеливо высиживала до конца. Со временем Жанна привыкла к ней.
Но однажды случилось то, чего Жанна совсем не ожидала. В тот вечер она никак не могла заставить себя взяться за швабру. Оставив уборку на потом, она села к пианино. Звук собственного голоса сразу поднял ей настроение. Закончив очередную песню, Жанна задумчиво перебирала клавиши, когда внезапно услышала в зале какой-то посторонний шум. Она испуганно обернулась. У одного из столиков стоял Стас, барабанщик из ресторанного ансамбля. Музыкантов в этот вечер напоила какая-то сильно загулявшая компания. Стас свалился в углу, и его не стали трогать, чтобы проспался. Теперь Стас покачивался на неверных ногах и смотрел на Жанну с изумлением.
- Чувиха! - наконец проговорил барабанщик. - Ты же клево поешь, чувиха! Ну полный абзац! Чего ж ты тут с веником колупаешься? Ты трехнутая, что ли? А ну еще что-нибудь оттопырь.
Жанна спела для Стаса еще, чем привела его в телячий восторг.
Протрезвев, он ничего не забыл и на следующий день поделился впечатлениями с руководителем ансамбля Ромкой Потаниным. Музыканты остались послушать Жанну после закрытия ресторана. Она ничуть не волновалась и выдала на полную катушку все, что могла.
- Ну что, Ромка? Клево? - спросил Стас.
- Нормалек, - сказал Ромка, рассматривая Жанну. - Можно попробовать.
Через неделю Жанна появилась на эстраде вместе с ансамблем. Ресторанная публика приняла ее сразу и безоговорочно. Вскоре слух о новой певице разнесся по окрестностям ресторана. Ее выход с польской песенкой «Рыжик» встречали восторженно и тут же начинали подпевать: