- Это при каком же?
- Если вы меня к себе охранником возьмете. Шансы на успех у бывшего участкового были мизерные. Но директора неожиданно подкупила прямолинейность Соловых. А когда он узнал, что незваный гость целых двадцать два года протрубил в милиции, дело быстренько сладилось.
Соловых оформили охранником в тот же день. Оклад был, конечно, не ахти. Но в дальнейшем Соловых планировал наладить добычу мяса, сосисок и колбас в таком количестве, чтобы не только хватало на семью, но еще оставалось для продажи. Однако сначала бывший участковый решил заслужить славу самого зоркого и неподкупного стража, чтобы после даже тень подозрения не могла пасть на него.
Это было нелегким делом. Комбинатские только и жили за счет воровства. Причем перекидыванием мяса через забор занимались одни трусы. Остальные внаглую перли через проходную, поскольку охрана была куплена-перекуплена. Соловых этот канал перекрыл наглухо. Когда ему в первый раз попытались сунуть взятку, он не стал поднимать крика.
- Это за что? - спросил он. - Ты у меня вроде в долг не брал.
Парень с нахальными глазами усмехнулся:
- Мало, что ли? У нас тут твердая такса, дядя.
- Ты лучше расстегни-ка куртку, племяш!
Соловых своей рукой рванул застежку-молнию. Под курткой парень был обмотан сосисками, словно пулеметными лентами.
- Разоружайся, - сказал Соловых. - На первый раз акт не буду составлять. Но учти. И другим передай.
Слух об этой стычке мгновенно облетел весь комбинат. Народ не хотел верить в такое коварство нового охранника. Однако Соловых держался твердо и без всякой жалости досматривал в проходной всех подряд. Он находил куски мяса, привязанные к ляжкам, колбасу, скрывавшуюся в штанине, буженину, спрятанную в лифчиках. Директор только удивлялся тому, как резко сократилось вдруг количество отходов на вверенном ему комбинате.
По результатам второго квартала Соловых получил премию. А в августе он приказом был назначен на должность начальника охраны. В тот же день Соловых решил провести инспекторскую проверку всех цехов, и, главное, разделочного, где воровать было удобнее всего.
Он и понятия не имел, что идет навстречу собственной смерти.
Год 1982-й. Жанна
- Димитрий! - сказал Трофимов Иванцову, слушая Жанну. - Это то, что нам надо. Жаль, Алика с камерой нет.
Дождавшись конца песни, друзья подошли к Жанне.
- Только не пугайтесь, девушка, - сказал Трофимов. - Мы с телевидения.
- Я вас узнала, - ответила Жанна. - Иванцов и Трофимов. Да?
- Знает народ своих героев, - усмехнулся Иванцов. - А как вас зовут, я что-то недослышал?
- Жанна.
- Вот в чем дело, Жанночка, - проникновенно заговорил Трофимов. - Мы тут с напарником лудим одну новую программу под условным названием «Другая музыка». Неофициальная, то есть. Не хотите у нас сняться?
- Ну а если хочу?
- Тогда забьем съемку на завтрашний вечер. Приволочем сюда камеру - и вперед.
- Прямо тут? В переходе?
- Конечно, - сказал Иванцов. - Эта программа… Ну как вам объяснить? Не совсем обычная.
- Да что мы тут, на сквозняке? - встрял Трофимов. - Тут два шага до ДЖ. Сядем в тепле, возьмем по рюмке виноградного вина, выдержанного в дубовых бочках, и все обсудим.
- Пристают? - пророкотал незаметно подошедший Айвенго.
- Да нет, на телевидение приглашают, - улыбнулась Жанна. - Зовут сейчас в Дом журналистов, чтобы все обсудить.
- Туфта! - объявил Айвенго безапелляционно. - Если с ресторана начинают, все туфта!
Друзья переглянулись. Они почувствовали, что Айвенго им не по зубам.
- Да ресторан - это так, к слову, - сказал Иванцов. - Просто время ужина.
- Меня-то не надо парить! - усмехнулся Айвенго. - Я человек, измученный нарзаном.
В общем, пришлось разойтись, договорившись встретиться завтра,
- Какая прелесть, а? - все не мог успокоиться Трофимов. - Слушай, это может быть такая бомба!…
- Рекс, фу! - сказал Иванцов.
Он знал свойство друга воспламеняться по пустякам и, как когда-то пел Вертинский, «из горничных делать королев».
На следующий вечер друзья приехали в арбатский переход уже с Аликом, «репортажкой» и переносными лампами-подсветками. Все-таки в переходе было темновато. Пока готовились к съемке, собралась толпа. Народ, конечно же, пялился в камеру, портя весь эффект. Микрофон укрепили на низкой стойке. Чтобы его не было видно, Алик пообещал брать только так называемый «яичный» план - по колени и «молочный» - по грудь. Потом еще полчаса убеждали зевак забыть про камеру и смотреть на поющую Жанну. Время летело как сумасшедшее.
- Ладно, давай, Ахметка! - сказал Трофимов Алику. - Поливай!