В темном подъезде кто-то шагнул ей навстречу. Миледи не успела испугаться.
- Это опять я, - женским голосом сказал садовник Антон. - Было у меня предчувствие, что не зря караулю.
Не спрашивая разрешения, он вместе с Миледи вошел в квартиру. Она никогда не умела сопротивляться, а сейчас так просто была парализована.
- Вы одна живете? - спросил Антон, усаживаясь.
- Вам-то что?
- Это важно. Сейчас поймете.
Он вынул из кармана плотный черный конверт, набитый цветными фотографиями. Миледи узнала себя, схваченную в разных видах на фоне мацестинских пейзажей.
- Вы мне это продать хотите? - спросила она.
- Нет-нет. Просто на память. Кроме нескольких. Вот этих.
Он положил перед Миледи четыре снимка, сделанных один за другим. Вот она стоит у кресла Малюли на молу среди бушующих волн. Вот опрометью бежит в номер. Вот встает на ноги после падения на обратном пути.
- Ну и что? - спросила Миледи, скрывая беспокойство.
- Вы вот эту зря отбросили. Взгляните внимательней.
Миледи вгляделась - и ее обдало мертвящим холодом. На снимке было отчетливо видно, как она что-то делает с рукояткой тормоза инвалидной коляски.
- Документ! - вкрадчиво сказал садовник. - Подлинный документ. Не подделка. И если его отнести специалистам, у вас возникнут проблемы.
- Неправда… - прошептала Миледи. - Она сама… Все знают, что это был несчастный случай.
- Фотография это опровергает.
Наступило молчание.
- Не докажете, - тихо сказала Миледи. - Вы могли это сфотографировать когда угодно. В любой другой день.
- А вы цифирки в уголке не заметили? Это таймер. Тут и год, и месяц, и число. Вы уж извините. Я не специально. Просто так получилось.
- И что теперь?
- Это вам решать. Берете? Или я им другое применение найду.
- Какое?
- Ну уж это без слов ясно.
Да, ясно было без слов.
- Сколько вы за них хотите? - спросила Миледи.
- Уж вы прямо в лоб!… - Садовник хмыкнул. - Не все в этой жизни измеряется деньгами.
- Тогда что?
- Женщине самой положено догадаться.
Это была худшая ночь в жизни Миледи. Проклятый садовник оказался неловким и неумелым. Впервые мужское прикосновение не вызвало у
Миледи никакой реакции. Да и был ли Антон мужчиной? По своим притязаниям - да, по результату - ничуть. Она даже ненависти к нему не испытывала. Только брезгливость. Миледи лежала не шевелясь и ждала, когда все это кончится.
Садовник ушел под утро, оставив на столе все фотографии.
- Мы, наверно, не увидимся больше, - сказал он напоследок. - Но я запомню эту ночь.
Миледи, наоборот, тут же постаралась вычеркнуть ее из памяти. Все снимки она немедленно сожгла. Постепенно жизнь ее вернулась в прежнюю колею, и она снова взялась за гадание, соблюдая при этом предельную осторожность.
Судьба не стала медлить с новым сюрпризом. На сей раз это оказалась Зоя Братчик, неожиданно позвонившая в дверь Миледи. Несколько секунд подруги стояли, изумленно глядя друг на друга.
- Миледи, ты? - сказала Братчик.
- Зойка!… - Миледи повисла у нее на шее.
Часть третья
Смертельные виражи
Глава первая«Слезы шута»
Год 1986-й. Бандитская парочка
Ванда ничего не имела против русских. Раньше ее даже удивлял злобный шепоток отца: «Триста лет живем у России под забором!» Он говорил это именно шепотом, потому что в телевизоре Терек, а потом Ярузельский взасос целовались с Брежневым, дешевый русский «Фиат», называвшийся «Ладой», был у поляков самой популярной машиной, а в Зелена Гуре каждое лето гремел на всю страну фестиваль советской песни. Когда Ванда с одноклассниками съездила на экскурсию в Ленинград, ей показалось, что она побывала на другой планете. После тихого, провинциального Белостока грандиозный красавец город в призрачном свете белых ночей выглядел как фантастический мираж. Ванда в школе очень прилично научилась говорить по-русски, и общение со сверстниками-ленинградцами оказалось для нее легким и приятным.
События нескольких последних лет резко изменили обстановку. Официальной дружбе с русскими пришел конец.
Вспомнились все прежние обиды. Публичное извинение Горбачева за давний расстрел польских офицеров в Катыни только подлило масла в огонь. На русских теперь не катил бочку только ленивый.
Но Ванда все это пропускала мимо ушей. Школа осталась позади, и ей надо было как-то устраиваться в жизни. Разумеется, она мечтала о чем-то необыкновенном. Например, об ослепительной карьере фотомодели. И к этому были кое-какие основания. Она весьма успешно выступила в конкурсе «Мисс Белосток». Победительницей, правда, не стала, поскольку среди рослых акселераток ее метр шестьдесят пять не смотрелись, но фигурка у нее была прелесть. К тому же нежное личико и огромные глазищи придавали ей совершенно ангельский вид. Словом, она стала «вице-мисс», что позволяло при удачном раскладе все же поехать на Всепольский конкурс красоты в Варшаву. Этому, однако, не суждено было случиться. И всему виной стал Ежи Гадоха.