Настоящее название произведения не известно, так как первый лист рукописи, на котором возможно и было написано заглавие, вырван. На обеих сторонах этого листа содержался неизвестный текст предисловия или посвящения, так как на оставшемся корешке читаются отдельные слова и обрывки слов.
П. А. Ефремов, публикуя рукопись, оставил ее без названия. П. А. Висковатов дал ей заглавие: «Горбач — Вадим. Эпизод из Пугачевского бунта (юношеская повесть)» (Соч. под ред. Висковатова, т. 5, 1891, стр. 1); И. М. Болдаков — «Вадим. Неоконченная повесть» (Соч. под ред. Болдакова, т. 5, стр. 4); и с тех пор за этим произведением укрепилось название «Вадим».
Роман остался незавершенным. Начало работы над романом, по всей вероятности, относится к 1832 году.
28 августа 1832 года Лермонтов писал из Петербурга М. А. Лопухиной (подлинник по-французски): «…мой роман становится произведением, полным отчаяния; я рылся в своей душе, желая извлечь из нее все, что только способно обратиться в ненависть; и всё это я беспорядочно излил на бумагу — вы бы меня пожалели, читая его!». Есть основание предполагать, что эти слова относятся к «Вадиму». Мы не знаем другого прозаического произведения, писавшегося Лермонтовым в этот период, к которому была бы применима такая характеристика.
Работа Лермонтова над романом продолжалась и в период учения в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, о чем прямо свидетельствуют воспоминания А. Меринского, поступившего в Школу годом позднее Лермонтова (1833). «Раз, в откровенном
разговоре со мной <разговор происходил в начале 1834 года>, он <Лермонтов> мне рассказал план романа, который задумал писать прозой и три главы которого были
тогда уже им написаны. Роман этот был из времен Екатерины II, основанный на истинном происшествии, по рассказам его бабушки. Не помню хорошо всего сюжета, помню только, что какой-то нищий играл значительную роль в этом романе; в нем также описывалась первая любовь, не вполне разделенная, и встреча одного из лиц романа с женщиной с сильным характером… Роман, о котором я говорил, мало кому известен, и нигде о нем не
упоминается; он не был окончен Лермонтовым и, вероятно, им уничтожен» («Атеней», 1858, ч. 6, стр. 300).
Можно заключить, что роман датируется в пределах 1832–1834 годов.
Отдельные эпизоды в романе «Вадим» восходят к устным преданиям о пугачевщине в Пензенской губернии.
Родные поэта, помещики-соседи, крепостные Тарханского поместья хорошо помнили о событиях, связанных с пугачевским восстанием, охватившим также Пензенскую и прилегающие к ней губернии.
1 августа 1774 года отряды Пугачева заняли г. Пензу, на следующий день туда прибыл сам Пугачев. Пугачевцы побывали в Тарханах, где хотели повесить управляющего Злынина, но последний успел раздать крестьянам господский хлеб и таким образом избежал расправы. (П. Шугаев. Из жизни замечательных людей. «Живописное обозрение», № 25, 1896, стр. 499–501). В списках дворян, «убитых до смерти в 1773—74 г.г.», числились Киреевы, Мещериновы, Хотяинцевы, Мосоловы, Мартыновы, Мансыревы, Акинфовы, находившиеся либо в родстве с бабкой Лермонтова, либо в числе ее хороших знакомых. Дальний родственник Лермонтова, капитан Данил Столыпин, помещик Саранского уезда, с женой и несколькими дворовыми был схвачен повстанцами и убит в Краснослободске (И. Беляев. Пугачевский бунт в Краснослободском уезде, Пензенской губ. Краснослободск, 1879, стр. 12, 19, 45).
Центром восстания оказались Керенский, Нижнеломовский и Краснослободский уезды. Упоминается в преданиях и Нижнеломовский мужской монастырь (в 50 верстах к северу от Тархан), о котором идет речь в романе. По-видимому, на основе рассказов и создавались Лермонтовым сцены восстания у монастыря, с нищими, расправа с Палицыной и др. (см.: А. М. Докусов. Роман «Вадим» Лермонтова. Ученые записки Ленинградского пед. института им. А. И. Герцена, т. 43, 1947, стр. 77–86; А. Н. Коган. Об отражении исторической действительности в романе М. Ю. Лермонтова «Вадим». Ученые записки Педагогического и учительского института им. В. В. Куйбышева, вып. 8, 1947, стр. 53–71; И. Андроников. Лермонтов в работе над романом о Пугачевском восстании. «Лит. наследство», т. 45–46, 1948, стр. 289–299; он же. Исторические источники «Вадима». В кн.: «Лермонтов». Изд. «Советский писатель», 1951, стр. 60–79; он же. Пензенские источники «Вадима». В кн.: «Лермонтов». Пенза, 1952, стр. 5—27).
Лермонтов избрал обстановкой произведения не начало пугачевского восстания, а его конец, когда Пугачев, уходя от преследований Михельсона через Пензу и Саратов, не в состоянии был руководить многочисленными партиями и отрядами. Восставшие сплошь и рядом не видели «своего царя», а действовали без него, его именем.
Отмечалось фабульное сходство между романом Лермонтова «Вадим» и романом Пушкина «Дубровский» и высказано (И. Л. Андроников) предположение, что в основе обоих романов лежал один и тот же факт: судебная тяжба между тамбовскими помещиками С. П. Крюковым и И. Я. Яковлевым (Ираклий Андроников. «Лермонтов», изд. «Советский писатель», 1951, стр. 64–67).
Художественные принципы романа отличаются крайней противоречивостью. Такие особенности, как красочность и необычность образов, контрасты, напряженность личных и социальных страстей, мелодраматизм диалогов, эмоциональность эпитетов, острота афоризмов, нагромождение гипербол и т. д., связывают роман с русской и западноевропейской романтической традицией, с поэзией «неистового» романтизма. Но вместе с тем в романе присутствуют реалистические сцены, построенные на живой разговорной речи.
Романтический элемент сопровождает изображение героя и эпизоды, тесно с ним связанные. Характер Вадима принадлежит к числу тех художественных образов, которые, начиная с юношеской лирики Лермонтова и кончая «Демоном», являются художественным воплощением социально-философских размышлений и соответствующих психологических переживаний поэта. На основе глубокого протеста против несправедливости, господствующей в реальной действительности как бытового, так и социально-политического порядка, возникала для Лермонтова более общая проблема добра и зла в их противоречии. Вадим и воплощает в себе бунтарское начало протеста, причем в его сознании и действиях стираются границы между добром и злом. С этим связано и противопоставление красоты и безобразия, символизирующего противоречия в отношениях брата и сестры. Образ этот не получил у Лермонтова в Вадиме окончательного и убедительного воплощения, что может быть и было одной из причин, почему роман остался неоконченным. (См.: Е. Duchesne. Michel Jouriévitch Lermontov. Sa vie et ses oeuvres, Paris, 1910; С. И. Родзевич. Лермонтов как романист. Киев, 1914; Д. П. Якубович. Лермонтов и В. Скотт. Изв. АН СССР, № 3, 1935; Л.
Семенов. К вопросу о влиянии Марлинского на Лермонтова. Филологические записки, вып. V–I, 1901; Б. Томашевский. Проза Лермонтова и западно-европейская литературная традиция. «Лит. наследство», т. 43–44, 1941; А. Докусов. «Вадим» Лермонтова. Ученые записки Ленинградского пед. института им. А. И. Герцена, т. 43, 1947, и т. 81, 1949; Н. К. Пиксанов. Крестьянское восстание в «Вадиме» Лермонтова. Историко-литературный сборник ОГИЗ, 1947).
В автографе жена помещика Палицына в трех случаях названа Настасьей Сергевной, во всех остальных — Натальей Сергевной. В публикуемом тексте принято всюду Наталья Сергевна.
Лермонтов перенес место действия с Оки на Суру, но правки до конца не довел. В публикуемом тексте везде принято Сура.