— И, признаюсь, что штудировал твой аккаунт. Когда он ещё не был закрыт. Так что…
— Я поняла. — Замешкавшись, Кристина сплела пальцы в замок и ненадолго замолчала. В голове проносились десятки заранее подготовленных фраз, но она не могла выдавить из себя ни одну из них. — Ты… как?
— Что? — удивившись её вопросу, Холодный оторвался от косяка и, облокачиваясь на костыли, медленно прошагал к столу. Опустился рядом на стул и не смог сдержать улыбку.
— Как чувствуешь себя? — необъяснимое притяжение снова напомнило о себе. Кристина неловко заёрзала на месте и, инстинктивно сжала бёдра, чувствуя неуместную тяжесть в животе.
— Нормально, — мягко произнёс, выдвигая вперёд нижнюю челюсть, словно задумываясь о чём-то. — Лучше, чем вчера. Или позавчера. Или в любой другой день после аварии.
— Это хорошо, — поджимая губы, она попыталась спрятать улыбку. Но вышло как-то неестественно. И глупо. — Я рада, что ты восстанавливаешься. И… — замявшись, опустила глаза в пол. — Хотела сказать тебе. Но не находила подходящего момента.
— Что именно? — Он надеялся услышать признание. Конечно же, это было бы верхом абсурда, но всё же верить в чудеса никто не запрещал.
— Я желала тебе всего этого. Когда-то. Искренне вымаливала, чтобы ты за всё заплатил. Чтобы мучился так же как и я. Чтобы плакал. Чтобы понял какого это: быть бессильным что-то сделать.
— Твои мольбы были услышаны, — Стас перебил её, говоря первое, что пришло на ум.
Не чувствовал ни обиды, ни злости. Просто принимал её слова, как исповедь, в которой они оба нуждались. Он и без этого признания знал, что она проклинала его. Что желала ему если не смерти, то мучений. Тут не поспоришь: она имела на это полное право. А он… он заслужил то, через что сейчас проходит.
А если быть совсем откровенным, то чем он отличается от своего папаши?
Почему не может простить отца, но при этом жаждет прощения для себя?
Безрассудно. Наивно. Глупо.
Нагло.
— Но когда с тобой всё это случилось, — перевела дыхание и снова посмотрела на Стаса, — я не испытала радости. И даже облегчения. Я… испугалась. Испугалась, что именно мои мысли воплотились в реальность. Что это всё из-за меня.
— Это не из-за тебя, Тина. — возразил Холодный. — Твои мысли тут ни при чём. Один человек мне сказал, — Вспоминая слова Артура, которые заставили его задуматься, — если что-то случается, не надо думать: почему и за что? Нужно думать: для чего? Наверное, именно это заставило меня думать. А не искать себе оправдания.
— И что же ты надумал? — Кристина лихорадочно перебирала в уме всё, что он мог бы ответить на её вопрос.
— Слишком много всего, — тихо произнёс с явным волнением. Его слегка потряхивало, будто перед ним сидит сам чёрт, внушающий и ужас, и трепет, и чувство своей ничтожности. Но показывать это было нельзя. — Так много, что не соберёшь воедино.
— Я поклялась себе, что никогда больше не подпущу тебя к себе. И не позволю тебе причинить мне боль.
— Я тоже, — смысла прятать то, в чём уже признался себе, не было. Она здесь, и ему, по сути, терять уже было нечего. — Поклялся, что не причиню.
— Тебе так идёт твоя фамилия, Стас. Иногда создаётся впечатление, что нарочно пытаешься соответствовать ей. Холодный…
Вздохнув, Тина пальцами сдвинула футляр ближе к нему. Но его рука неожиданно легла сверху. Одарила мягким теплом, осторожно стискивая.
— Это неправильно, — шёпотом добавила, содрогаясь от этого прикосновения.
— Я знаю, — шепнул в унисон, — я знаю, Тина. Но для меня… это самое правильное, что могло со мной случиться. Прости меня…
Глава 44
В ожидании ответа Стас затаил дыхание. Стараясь заглушить внутренний голос, он может поклясться, что слышал её мысли. Он суматошно галдели в его собственной голове, разбивая вдребезги последнюю надежду на то, что Кристина уступит ему.
Она не может.
Не может ответить ему взаимностью, хотя взгляд говорил совсем о другом. Скопившиеся слезинки блестели в уголках её глаз, а губы едва заметно подрагивали, будто хотели произнести то, чего она так боялась. Это было похоже на борьбу. Она сражалась сама с собой, отметая в сторону душащие её чувства, и цепляясь за голос рассудка.
— Посмотри на меня? — в его голосе звучала мольба. — Слышишь, Тина? Посмотри на меня. Пожалуйста?
Перехватив сомневающийся взгляд, он слегка наклонился. И, не заметив с её стороны ничего противоречащего его действию, лбом коснулся её лба. Выдохнув, сжал пальцы крепче, впитывая тепло её руки, и осторожно вытаскивая из-под пресса её ладони футляр. Отодвинул его в сторону и, набравшись смелости, коснулся кончиков её шелковистых, похожих на золото волос.
— Я не смогу так, Стас, — тихо проговорила, обдавая теплом его губы. — Я не представляю, как шагну в этот омут. Я хочу забыть. Правда. Хочу всё забыть, чтобы с лёгкостью дать тебе… нам этот шанс. Но так много дров наломано…
— Просто позволь мне, — вдыхал воздух, которым дышала она, и не мог заставить себя отступить. Она сомневалась. А его учили давить до конца. Кажется, он впитал это с молоком матери: не упускать шанс, когда, когда он так близко. И видя её сомнения, понимал: сдавать назад нельзя. Нужно быть смелее. — Тина…
Она нахмурилась, покусывая нижнюю губу. Её лицо всё ещё выражало сомнения, и Стас, забыв о собственном страхе, ловко подцепил её подбородок, заставляя Кристину, рвано выдохнуть. И, моргнув, отпустить крошечную слезинку в свободное плавание по розовой щеке.
— Это будет сложно, — произнесла так тихо, что он не сразу разобрал слова, значившие так много.
— Я знаю, — кивнул соглашаясь. — Я знаю, Тина.
И, не дав ей опомниться, прижался мягкими губами к её: дрожащим и совсем слегка протестующим. Волна возбуждения прошлась по его спине словно рябь по гладкой воде. Его пальцы скользнули на изящную шею, обжигая полупрозрачную кожу своим прикосновением, словно горячий жидкий воск. Его пальцы незаметно пробрались под тяжёлую копну медных волос, стягивая их у корней, и откидывая её голову назад.
Нельзя. Останавливаться.
Нельзя.
Не сейчас.
Подушечкой большого пальца он поглаживал нежную кожу под подбородком, не в силах оторваться от её рта. И гнал прочь мысли о том, что её капитуляция наверняка потом обернётся для неё сокрушительным стыдом и самобичеванием, из-за которого она будет отказываться смотреть ему в глаза.
Утрачивая контроль над собой, Стас тихо зарычал ей в губы и сдвинулся на край стула. На столько, на сколько мог себе позволить. И Кристина, всего лишь на миг потерявшая контроль, не успела понять, как её руки оказались на его груди. Сквозь тонкую ткань его домашней футболки, пальцы обдало жаром. И, дернувшись, девушка сжала их в кулаки. Но не отстранилась. Ей показалось, что в неё вселился кто-то другой. Кто-то, кому до безумия нравилось всё происходящее. Кто-то, кто давно мечтал об этом.
— Моя хорошая, — простонал Стас ей в губы, отрываясь на несколько мгновений. Заглянул ей в глаза, замечая как зелень радужки потемнела. Затуманенный взгляд говорил о том, что она не собирается его отталкивать. — Моя девочка…
Хватка на её волосах ослабла. Рука сместилась на шею. И ниже. Оглаживая тонкие ключицы, он с жадностью рассматривал крошечные мурашки, выбегающие из-под его пальцев. Он слышал её сдавленное дыхание, и наслаждался им. Наслаждался тяжестью в паху. И даже тем, что ему придётся это терпеть.
Он не тронет её. Не сегодня. И вообще… пока она сама этого не захочет. Да и… сможет ли он?
Эрекцию Стас, конечно, испытывал. Слава Богу, эту функцию он не утратил. Хотя, ещё несколько месяцев назад, поставил на себе крест. Но всё вернулось на круги своя. И он не мог пойти на поводу своих желаний как животное… и снова потерять её.
— Ты лишила меня воли, Тина. И сна, — произнёс на выдохе, поднимая взгляд. — Я понятия не имел, что можно испытывать нечто подобное. Я клянусь тебе. Я… у меня крыша едет.
Она молчала. Взмахивала ресницами и так откровенно обнажала своё волнение. И возбуждение. Словно не слышала его. Оглушённая близостью, провела кончиком языка по губам, слизывая вкус, оставленный на них. Вкус его поцелуя. Совсем не такого, как раньше.