— Не такой уж и хороший, — повинился Джек, чувствуя, как в груди снова разгорается странное жаркое чувство, стоит ему хоть краем мысли коснуться Брока. И ещё непонятнее то, что само присутствие Баки нисколько не мешало Джеку мечтать, представляя этих двоих вместе.
— Ты умен, не заносчив, не высокомерен, умеешь быть благодарным. Ты держишь в узде свои страсти. Умеешь принимать изменившиеся обстоятельства, — принялся перечислять Баки. — Ты не суеверен, у тебя нет предрассудков. Ты сдержан, думаешь, прежде чем сказать или сделать.
— И слава Богине, что думаю, — горько усмехнулся Джек.
Это Шепард говорил всё, что приходило в его узкую черепную коробку, не думая не то что о сказанном, а вообще не обременяя себя мыслями. Но Джек и жив-то до сих пор лишь потому, что умеет вовремя смолчать.
— Ты спас меня, и я умею быть благодарным, — натянуто улыбнулся Джек, приказывая самому себе забыть о существовании Брока.
Баки некоторое время молчал. Потом взял Джека за руку, потрогал мозоли от меча на ладонях.
Разгорался рассвет. Над лесом клубился туман. Над скалами пролетела стая крикливых птиц.
— Пойдем в зал, — предложил Баки. — Сегодня едем на охоту.
========== 4. ==========
Джек сидел на шкуре у очага, пил горячий травяной отвар, чувствуя, как тело наполняется силами, желанием жить, бежать куда-то. Баки самолично повесил над очагом котелок с водой, сходил к себе за какими-то особыми травками. Они больше не разговаривали, и Джек понимал, что ему дают время подумать, переварить услышанное, самостоятельно прийти к выводам, чтобы потом не обвинять никого в том, что обманули или навязали.
Наблюдая за сонными хождениями остальных членов отряда, за тем, как они принюхиваются к ароматному травяному взвару и получают от Баки деревянной ложкой в лоб и посыл в купальни, Джек не мог не улыбаться.
— Доброе утро, — поздоровался он, когда в общий зал вошёл, почесывая живот, Роллинз.
— Доброе утро, — зевнул тот. — Баки, а где Брок?
— Тут Брок, — нарисовался у входа тот. Подошел к Баки, и они поцеловались. Баки огладил Брока по спине.
Белобрысый Урис варил кашу на завтрак, накидав в котел сушеных ягод и щедро добавив меда. Урис был сладкоежкой, и кашу варил только сладкую.
— Урис, подготовь коптильню, — велел ему Баки. — Что не съедим сразу — закоптим.
— Хорошо, — кивнул Урис, помешивая в котле длинной деревянной ложкой.
С Баки никто никогда не спорил. Даже по мелочам.
— Джек, — обратился Брок к принцу. — Помашемся на днях? Хочу посмотреть, каков ты на мечах.
Джек кивнул, не поднимая на Брока взгляда. Будь его воля, он и вовсе ушёл бы к себе в пещеру или готовить Региса к охоте, но желудок голодно заурчал, стоило уловить сладкий запах каши. Урис довольно улыбнулся и первую миску протянул Джеку, явно наслаждаясь такой реакцией на свои кулинарные потуги.
Ел Джек с удовольствием, чуть ли не вылизав тарелку, соскрёб ложкой всё до последнего зёрнышка. Во дворце кухней заведовала королева, наслушавшаяся приезжих целителей — Джек не мог не считать их шарлатанами, слишком уж те сильно лезли в дела, которые их не касались, — и рацион королевского семейства разительно изменился. Исчезло жареное и печёное мясо, о сладком и мечтать не приходилось. Завтракали отварными яйцами, лёгкими салатами и кашей исключительно на воде. К обеду подавали постные овощные бульоны, отварное мясо или рыбу и какие-то травяные настойки, от которых у Джека страшно мутилось сознание и болела голова. Ужина и вовсе не было. Так что простая кухня в разбойничих пещерах, и особенно каша Уриса, пошли на ура.
— Бери ещё, маленький, — расплылся наёмник в улыбке, по-свойски потрепав принца по волосам. — Ешь на здоровье, здесь всем хватит.
Отчего-то Джеку казалось этим утром особенно отчётливо, что он наконец-то вернулся домой, где ему рады, скучали и ждали. От этих странных мужиков и Мэй шло столько тепла и заботы, что Джек терялся, не зная, как реагировать.
Съев и вторую порцию, принц сердечно поблагодарил зарумянившегося Уриса и всё-таки сбежал. Как бы Джек ни убеждал себя, не получалось не смотреть на Брока, слишком уж тот был близко, чересчур любовно касался Баки, ласково, трепетно, и Джеку хотелось самому подойти, подставить голову под его широкую ладонь, вжаться между ними обоими и постоять, напитываясь чужой, не положенной ему любовью.
Регис встретил его настороженным ржанием, но смилостивился и сразу подобрел, стоило протянуть ему сладкое хрусткое яблоко. Джек любил ухаживать за лошадьми, не доверял никогда Голиафа никому, даже королевскому конюху, с которым был в относительно неплохих отношениях. Вот и сейчас он чистил, вычёсывал гриву, заплетал её в косы самостоятельно. Да и такая вот работа всегда помогала разобраться в себе, разложить по полочкам тревожные мысли.
***
Кабана подняли у болот. Здоровенный секач, черный, с налитыми кровью маленькими глазками сначала пытался уходить, а потом, когда его окружили на поляне, встал, роя поросшую синеватой травой землю, опустил голову, выставив длинные изогнутые клыки, и приготовился дорого продать жизнь.
Каждый был готов вонзить в вертящуюся тушу копье, но убил кабана Баки — прыгнул с коня, как огромный черный кот, и обеими руками воткнул копье в хрипящего страшного зверя, ломая ребра и пронзая сердце. Кабан забился, разбрызгивая кровавую пену из пасти, из-под его копыт летели комья земли и трава. Даже смертельно раненый, он был опасен. Но Баки выхватил короткий широкий меч и одним взмахом перерезал ему горло. На траву хлынула кровь, кабан в последний раз дернулся и обмяк.
Все торжествующе закричали, завопили так, что лошади заволновались, а из древесных крон вспорхнули и разлетелись птицы.
Джек ликовал, орал вместе со всеми, потрясая оружием, чувствуя, как закипает кровь, как ходит ходуном грудная клетка, а сердце частит так, будто готово вырваться из груди. Он хохотал над скабрезными шуточками Мэй, позволял себя тискать Урису и никак не мог отвести взгляда от Баки, от улыбки на его губах, которая из добродушной стала в один миг хищной, от того, как он слизывал с металлических пальцев почти чёрную кровь, пачкая малиновые губы.
— Сохрани меня Богиня, — прошептал Джек, отворачиваясь и натыкаясь взглядом на стоящего позади него Брока.
Тот понимающе смотрел на Джека, а потом сказал:
— Давай научу тебя кабана разделывать. Целиком мы тушу не потащим.
На плечи навалилась усталость. Джек совершенно не понимал, что с ним творилось. Одно дело — хотеть чужого мужика, скрывая в себе эту иссушающую жажду, но Баки, почему и его образ отзывался знакомым сладким томлением, тяжестью там, где место только для одного?
— Научи, — согласился Джек, втайне радуясь возможности побыть рядом с Броком. Пусть так, пусть он и будет наблюдать издалека.
Они вздернули тушу на сук за задние ноги, слили кровь, выпотрошили и принялись разделывать. Кабан был огромный, и Роллинз вслух радовался, что мяса теперь хватит надолго.
Брок показывал Джеку, как правильно снимать с кабана шкуру, как вспороть живот, чтобы не повредить кишки, объяснил, что требуху лучше выкинуть подальше. Научил резать по суставам, помог подточить нож.
Наконец туша была разделана, и команда двинулась домой, в родные пещеры. Урис вслух рассказывал, какую похлебку и какие жареные ребрышки приготовит сегодня, Роллинз и Таузиг спорили, какими травками натирать окорока перед копчением, Мэй вслух мечтала о вареном языке, Краус — о жареной печенке. Баки, ехавший впереди, то и дело оглядывался и напоминал, что по приезде первым делом купальни, потому что по летней жаре смердит.