— Да. Вполне логично, — согласилась Мариота. — Неделя — немалый срок, и мельчайшие подробности могут легко забыться.
— Ты права, — подхватил Джереми. — Прости, что оставляю тебя расхлебывать эту кашу, но иного выхода у меня нет, и завтра на рассвете я уеду в Лондон.
— Разумеется, дорогой. Но тебе придется подыскать какой-то предлог, чтобы объяснить свой отъезд папе.
Джереми засмеялся:
— Да он и не заметит моего отъезда. Подожди, пока он сам не спросит, где я, а тогда придумай что-нибудь.
— Ладно, — со вздохом проговорила Мариота. — Папа многого не замечает. Даже того, насколько плохо мы жили последние месяцы, перебивались с хлеба на воду.
Невольно подумав о еде, она поглядела на соверены, лежавшие на кровати.
— В Лондоне я тотчас положу деньги в банк, — сообщил ей Джереми. — Это основной капитал. Позднее, когда потребуется, я буду снимать со счета нужную сумму. Но никто не должен знать, каким путем я достал эти деньги. Иначе мы пропали, это станет роковой ошибкой.
— Да, конечно.
— Я оставлю тебе только пять фунтов, — продолжил Джереми. — Этого должно хватить, все остальное — позднее.
— Нет! — воспротивилась Мариота. — Нет, я не хочу этих денег. Ты очень добр, мой дорогой, но они все время будут напоминать мне тот страшный миг, когда всадник целился тебе в спину.
— Да, но ты все-таки спасла меня, — приободрил ее Джереми. — И благодаря тебе я все еще жив.
— Все равно, я возьму деньги только на еду, чтобы хоть как-то поддержать папу и Линн, — ответила Мариота. — А больше мне ничего не надо. Ничего!
Она выкрикнула эти слова с таким нескрываемым гневом, что Джереми не решился с ней спорить.
— Хорошо, будь по-твоему, но, умоляю, не проговорись, что у нас завелись деньги. И трать их поосторожнее.
Мариота негромко рассмеялась.
— Все привыкли, что в моем кошельке не бывает больше шести пенсов и не поверят своим глазам, увидев золото.
— Тогда подожди, и я переведу кое-что на твое имя, пусть люди подумают, что это отцовские деньги. А лучше обменяй золотой в Малверне. Вот тебе пять соверенов.
— А ты побереги остальные, — предупредила брата Мариота. — Их должно хватить надолго.
— Знаю, — понизив голос, откликнулся Джереми. — Уж не думаешь же ты, что я их проиграю или потрачу на всякие пустяки?
Он взял пять соверенов и протянул их Мариоте.
Она медлила. Ей представилось, что эти деньги залиты кровью.
Но здравый смысл пересилил неприязнь, и Мариота решила не церемониться.
С отъездом Джереми провизии в доме заметно поубавится, а ведь ей придется кормить больного и, значит, покупать цыплят, яйца и масло.
Миссис Робинсон, конечно, будет недовольна, если Мариота попросит продуктов больше обычного и не сумеет расплатиться за них.
Подойдя к шкафу, Джереми достал оттуда старый, потертый саквояж. Он был вместителен и достаточно легок, даже набив его до отказа, молодой человек мог без чьей-либо помощи донести саквояж до перекрестка и ждать там почтовую карету.
Мариота догадалась, что, упаковывая вещи, брат думает о новой одежде, и предложила:
— Если позволишь, я выглажу тебе галстуки и почищу ботинки. Ты должен выглядеть элегантно, несмотря на старые костюмы.
Джереми улыбнулся, и она поняла, что он мечтает стать одним из тех, кого называли «светскими львами».
Мариота спросила:
— Ты обратил внимание, как одет незнакомец?
— Еще бы.
— А какой галстук!
— Да уж, — подтвердил Джереми. — Не беспокойся, Мариота. Я знаю, что и где мне надо купить. Хорошие костюмы стоят дорого, их должно надолго хватить.
— Я хочу, чтобы ты выглядел как денди. Это будет потрясающе!
— Только не денди! — с презрением бросил Джереми. — Они просто глупцы, разряженные в пух и прах. А вот если меня назовут «красавчиком», то возражать не стану. У этого господина, которого ты чуть не отправила на тот свет, отменный вкус, ему стоит подражать.
— Не напоминай мне об этом! — негодующе воскликнула Мариота. — Он чудом остался жив, а ведь я могла убить его.
— Выброси это из головы. Вот увидишь, он придет в себя и даже не вспомнит, как упал с лошади.
Мариота не удержалась от улыбки. Расставшись с братом, девушка отперла дверь и побежала к себе в спальню.
Там она положила пять соверенов в ящик туалетного столика, где прежде хранились драгоценности ее матери. Мариота вновь подумала о том, что деньги эти ворованные.