Пришел в себя Мукуро, только поняв, что находится в совсем незнакомом месте. Дома те же серые и покарябанные, с унылыми дворами и ароматными мусорками, редкие зеленые насаждения у самых окон, но район определенно другой. Ох, нужно и жилье себе найти.
Поплутав еще пару часов, Мукуро купил газету с объявлениями и уселся под одним из деревьев. Прочитав несколько страниц, он понял еще одну досадную проблему: чтобы обзванивать потенциальных работодателей и арендодателей, нужен телефон.
- Я понял: ты бомж.
Мукуро оторвал взгляд от газеты и чуть не застонал в голос. Этот парень точно его преследует, никак иначе. Постойте, как он его назвал?!
- Сам ты бомж, - обиделся Мукуро, сворачивая газету и принимая беззаботный вид, - а я вольный путешественник.
Парень кивнул, мимолетно усмехаясь, и тут же нахмурился.
- Бомжевание нарушает дисциплину. Так что отправляйся в другое место, - отрезал он, кивая в сторону. – «Путешественник». – добавил он с сарказмом.
- Никто меня не любит, - грустно заключил Мукуро, поднимаясь. – Ну и ладно. Все равно этот грязный квартал меня не привлекает.
- Что ты сказал? – зло прищурился парень.
- А ты не расслышал? Нужен мне этот нищенский клоповник, еще заразу подхвачу какую-нибудь. И… - он не успел договорить, отскакивая в сторону. Воздух, где он только что стоял, рассекла какая-то палка, зажатая в руке незнакомца. – Ты сошел с ума?!
- Забью, - прошипел тот, разворачиваясь и нанося следующий удар.
Двигался он устрашающе быстро и, судя по свисту его странного оружия, когда он замахивался, силы ему тоже не занимать. Один удар достиг цели, и Мукуро поморщился, тряся рукой.
- Никогда не оскорбляй Намимори, - процедил парень, удовлетворяясь легким ранением и убирая палки обратно на пояс, - и чтобы я тебя больше здесь не видел. Увижу еще раз…
- Забьешь до смерти? – ехидно договорил Мукуро, на всякий случай держась подальше. – Ну же, это уже не оригинально!
- Заткнись. – парень поправил воротник и, вскинув подбородок, зашел в подъезд.
Мукуро со злостью посмотрел ему вслед и двинулся к проходу между домами. Этот район слишком долбанутый, пора сваливать. Он слегка замедлил шаг, на ходу раскрывая газету. Даа, на те деньги, что у него остались, квартиру не снимешь. Но можно снять у работодателей, выплачивая аренду из заработной платы. Только кто его возьмет без образования-то? К тому же, нужно идти к тем, кто не знает его. Это кажется невероятным, но Токио – большой город, вряд ли его знают все. Особенно те, кто проживает в подобных районах.
Вздохнув, Мукуро зашел в телефонную будку и набрал номер. Бодрый женский голос немного его воодушевил – к женщинам он подход знал.
- Как вас зовут?
- Мукуро… - ответил он и замолк. Его фамилия слишком известна, чтобы ее называть. Решение пришло незамедлительно. Спасибо маме. Настоящей маме. - Рокудо Мукуро. Знаете, у вас очень красивый голос…
Сложно привыкать к новой жизни. Но не настолько, чтобы сдаваться, так и ничего не начав. Это вбили ему с рождения.
… Хм. Спасибо и тебе за это, папа.
========== Гордость ==========
Мукуро с трудом нашел себе работу. После долгих скитаний по различным местным забегаловкам и магазинам, он устроился продавцом в круглосуточный супермаркет. Супермаркет был вовсе не супер, и даже совсем не маркет, но, по крайней мере, график работы был не слишком напряженный, да и сама работа довольно легкая. Его, конечно же, с удовольствием звали на собеседования, но, по мере того, как проходил разговор, работодатели менялись в лице и вежливо его выпроваживали. Мукуро недоумевал, что он делает не так, вроде говорит грамотно, уверенно, но отовсюду его шпыняли, чуть ли не выдавая при выходе пенделя. Может, не стоило требовать у секретарши кофе «Моккано» и довольствоваться обычной растворимой байдой? Или не поправлять каждый раз администратора, когда он то и дело употреблял неверные речевые обороты. Черт, японец же, а говорит так, будто приехал из Америки. Или, что еще хуже, из России.
Работа продавцом не входила в планы Мукуро на ближайшие восемьдесят лет, но, за неимением другого варианта, пришлось смириться. Как с уродливой цветастой формой, так и с бейджиком, на котором неправильно написана его фамилия.
Жил он тут же, на втором этаже, в крохотной темной комнатке, меньше даже его туалета в прежнем доме. Когда он въехал, повсюду летали комья пыли и со стен висели огромные пауки, вроде еще мимо пробежала какая-то серая тварь. К слову, Мукуро никогда раньше не убирался, все делали за него горничные или подружки, подмазывающиеся к видному жениху, потому уборка затянулась на целых две недели.
Он жутко уставал, не высыпался, под его глазами уже отчетливо пролегала тень, а ноги отказывали, едва он переступал порог своей комнаты. По ночам во дворе шумели крикливые подростки, иногда слышались звуки драк и вой полицейской сирены, иногда плакали за стеной дети или кто-то распевал под окнами серенады, безбожно фальшивя и калеча чужие органы слуха. Ел Мукуро тоже второпях, в перерыве на работе перекусывал булочкой или раменом быстрого приготовления, давился, но все равно ел, с трудом сдерживая рвотные позывы. Полноценного обеда или, тем более, ужина, он не то чтобы не пробовал, даже не видел и с тоской вспоминал дни, когда капризно отказывался есть креветки или карпаччо. На работе к нему все время лезли страшненькие и не очень «коллеги», вчерашние школьницы, решившие не продолжать учебу и всю жизнь прозябать в этой дыре. Мукуро, хоть и формально был зачислен в университете, на деле совсем туда не ходил, но ему было простительно – у него уже был проходной билет в высший свет. Теперь нет, и Мукуро всерьез задумался над продолжением учебы. Останавливало только то, что на работу времени будет не хватать, да и богатенькие друзья в любом случае увидят его в университете, и вряд ли не заметят нехилые изменения в его внешнем виде. Раньше он приходил только на экзамены и, благодаря блестяще сданным тестам, проходил на следующий курс, но теперь нет папы, который оплачивал его прогулы, а в этом случае Мукуро выкинут из университета прежде, чем он скажет «упс», если уже не выкинули. Есть вариант обратиться к Алауди, - он все же предлагал помощь и деньги, но это означает наступить на горло своей гордости и потерять хоть какое-то уважение со стороны любимой мамочки. Оплачивать пропуски из собственного кармана он не мог, ему едва хватало на жизнь. Можно было, конечно, отказаться от парфюма и новой одежды, но лучше умереть с голоду, чем ходить в одной и той же уродливой робе и вонять за версту бедностью и немного потом.
Каждый день тянулся бесконечно долго, Мукуро мучительно следил за стрелками на дешевых часах, высчитывая каждую секунду долгожданного отдыха, и первым срывался с рабочего места, взлетая на второй этаж и падая бревном на узкую жесткую кровать. Ему не хватало сил даже для того, чтобы каждый день принимать душ, в котором вода текла в зависимости от настроения – иногда ржавая, иногда холодная, иногда обжигающе горячая и никогда теплая. Когда Мукуро мылся, то все чаще ловил себя на мысли, что это похоже на секс – он только и делал, что вопил от резкой смены воды и скулил, когда обжигался кипятком, иногда сверху или сбоку раздавались похожие стоны, и Мукуро с мрачной упертостью убеждал себя в том, что там кто-то моется. Одновременно. Вдвоем.
Казалось, он напрочь застрял в одной и той же петле времени, и выхода из нее не предвиделось, но в один день он вдруг повстречал старого знакомого. Пусть с ним связаны не самые приятные воспоминания, но хоть какое-то оживление в пресную жизнь он привнес.
- О, полицейский, добро пожаловать, - улыбнулся Мукуро, деловито закрывая кассу.