- Уес... ты...
- Останься со мной Нора. Останься здесь. Навсегда. Все, что ты видишь, я могу отдать тебе. И ты можешь любить это, и оставить себе, или ненавидеть и сжечь дотла. Мне наплевать, до тех пор, пока ты здесь со мной и никогда больше не вернешься к нему. Я знаю, что он может дать тебе то, что я не могу - одиночество и боль, стыд и унижение. Но я могу тебе дать кое-что, что не может он. Брак. Дети, если ты хочешь их. Никаких детей, если не хочешь. Совместную жизнь здесь, под солнцем, где все могут видеть нас. Тебе больше не придется прятаться, если будешь со мной, или притворяться. У тебя будет целый мир. Тебе больше не придется работать. Тебе даже не придется писать еще одну книгу, если не хочешь. Или можешь писать, пока руки не отвалятся, а я найму лучшего врача в мире, чтобы пришить их обратно. Ты можешь называть всех лошадей, как ты называешь своих персонажей. Ты можешь сводить моих родителей с ума, изготавливая стеки и шутить о пони-плей каждый день своей жизни. Ты можешь... - голос Уесли дрогнул. Боб забеспокоился под ним.
Переведя дыхание Уесли взял Нору за руку и крепко держал ее, прижимая кольцо с бриллиантом к ее ладони.
- Ты можешь быть в безопасности и больше никто и никогда не причинит тебе боль. Я не причиню тебе боль и никому не позволю это сделать. Ни теперь. Никогда. Даже если ты сойдешь с ума и решишь, что они должны это сделать. Я сделаю тебя счастливой. Я буду оберегать тебя. Просто скажи "да" или "нет", пока эти чертовы лошади не пустились вскачь и не убили нас обоих.
Нора перевела дыхание и покачала головой.
- Не знаю, Уес. То есть, ты просишь о том, что я думаю...
- Черт возьми, Нора. Тебе всегда нужно все усложнять. Ты выйдешь за меня? Вот о чем я спрашиваю. Да? Нет? Может быть?
Нора убрала свою руку, но взяла кольцо. Он ждал, молясь, что она наденет его на свой палец. Вместо этого, она просто смотрела на него.
- Оно принадлежало моей пра-пра-прабабушке по маминой линии. Оно принадлежало бы моей сестре, если бы она у меня была. Мне повезло – я единственный ребенок.
- Оно прекрасно.
- Поговаривают, что моя пра-пра-прабабушка была самой красивой женщиной во всей Джорджии. Мужчины дрались на дуэлях из-за нее. Я считал это чистым безумием: два парня убивают друг друга из-за девушки. Но потом я встретил тебя и клянусь, мысль о том, как увижу, как тело Сорена будут нести в прощальном ходе по улице, заставляет меня улыбаться как никогда.
- Несколько раз у меня были похожие мысли, - ответила она, нервно усмехнувшись. - Но, Уесли...
- Никаких «но». Ты не должна отвечать. Ты можешь подумать, если нужно. Надеюсь, тебе не нужно, но, если да, тогда не торопись. На самом деле, не отвечай. Ничего не говори. Просто подумай. Ты можешь сказать "да", "нет", или "может быть", когда мы вернемся в конюшню. Хорошо?
Нора сделала неглубокий вдох, изучая кольцо в своей ладони. Уесли не сильно разбирался в этом, но его мама однажды сказала что-то о десяти каратах и двух миллионах долларов.
- Хорошо... - Нора крепко сжала кольцо и прижала его к груди. - Мы вернемся. Нам не обязательно разговаривать на обратном пути. Оно слишком шикарное.
- Рот на замке.
Уесли наблюдал, как Нора надела кольцо на большой палец, достаточно близко к ее кольцу, чтобы дать ему надежду, и взяла поводья. Они начали спускаться вниз по холму, единственные слова, произнесенные ими были "осторожно - большой камень" и "я вижу".
Полчаса спустя они вернулись к конюшне. Обратное путешествие было пыткой ожидания, и, все же, Уесли любил Нору достаточно, чтобы не давить на нее и не провоцировать панику.
Он заставил себя не спешить с лошадьми, не торопиться. Он осторожно расседлал их и обеих причесал, успокаивая свое колотящееся в ожидании сердце. Он хотел поспешить, закончить с этим и узнать ответ Норы. Но он боялся ответа так же сильно, как и хотел узнать его, поэтому действовал так медленно как мог, откладывая неизбежное.
- Хорошая девочка, - сказал Уесли Никити и завел ее в стойло, предложив ей горсть овса.
- Приятно, когда такая красивая девушка ест с твоей ладони? - спросила Нора и он провел рукой по боку лошади.
- Честно говоря, она не та девушка, которой принадлежит мое сердце.
- Очень жаль. Слышала, она та еще извращенка.
- Дай-ка угадаю - она любит стеки и пони-плей?
- А кто не любит?
- Нора…
Нора вздохнула и прикоснулась ладонью к лицу Уесли.
- Черт, я скучала по тебе, пока мы были порознь. Хотела бы я, чтобы ты знал, как.
- Я знаю, как я скучал, и больше никогда не хочу это испытывать. И я знаю, что мы не должны. Просто скажи "да". Ты знаешь, что он не может дать тебе ту жизнь, которую могу я. Ты знаешь, что он не может… Нора?
Она отвела взгляд от его лица и посмотрела поверх его плеча. Уесли посмотрел назад и увидел тень в углу стойла.
- Нора?
Она не ответила, но Уесли увидел в ее глазах страх. Страх? Кого? Чего? Они были одни среди лошадей. Или это мысль о замужестве так сильно напугала ее?
- Нора, пожалуйста. Что...
- Да. - Она посмотрела на него и стянула кольцо с большого пальца и надела его на безымянный. - Да, я люблю тебя. Я выйду за тебя. Давай расскажем твоим родителям, чтобы они сразу же начали психовать.
Уесли едва не рухнул на солому. Его облегчение превосходило его счастье.
- Слава Богу.
Он начал притягивать ее в свои объятия, но Нора отстранилась.
- Сейчас. Пойдем расскажем семье. Ну же.
Она схватила его за руку и начала тащить вперед.
- Я даже не поцеловал тебя...
И мир потемнел и оставался черным еще долгое время. Несколько минут, несколько часов, он не знал и не мог сказать. Когда он очнулся, все что он знал - это боль.
Боль, столько боли... он никогда не испытывал столько боли. Уесли медленно заставил глаза открыться и понял, что лежит лицом в соломе, все еще в стойле. Все болело... может быть. Его голова раскалывалась, он даже не был уверен, что остальное тело существовало.
- Нора?
Ее имя сорвалось с кашлем. Уесли не услышал ответа. Заставив себя подняться на четвереньки, он осмотрелся, и увидел обычно ровную и притоптанную солому разбросанной, будто кто-то боролся на ней.
Он снова позвал Нору и прижал руку к затылку. Его пальцы стали красными и липкими от крови.
- Вот черт... - Уесли едва не стошнило от вида собственной крови. Кто-то... кто-то ударил его по голове. Но где Нора?
Две параллельные линии в соломе вели от стойла Никити к двери конюшни. Кого-то тащили, следы от каблуков сапог пересекали подстилку для скота.
Тащили... кровь... страх в глазах Норы...
Уесли, спотыкаясь, побежал к двери. Он должен выбраться, найти родителей, вызвать полицию...
Он должен найти Нору.
Но он остановился, прежде чем прикоснулся к двери. На дереве кто-то вырезал пять слов - пять самых ужасных слов, которые Уесли когда-либо читал, несмотря на то, что он не мог их прочитать. И он знал, что не мог рассказать родителям, не мог вызвать полицию, ничего не мог сделать, кроме как достать телефон и набрать номер, который он хотел бы не знать. Его инстинкты, так или иначе, говорили ему, что этот номер был единственным, по которому он мог позвонить.
На звонок ответили с первого гудка.
- Сорен... это Уесли.
Он запинался, чувствуя приступ тошноты. Но он должен это сделать. Уес уставился на слова, вырезанные на двери конюшни.
- Уесли? Что случилось? Где Элеонор?
- Je vais tuer la salope. Что это значит?
- Это французский, - ответил Сорен, в его голосе слышалось, как ярость, так и страх. - Значит "я убью эту суку". Уесли... где Элеонор?
- Я не знаю. Она у кого-то.
- Что значит: «Элеонор у кого-то»?
Еще маленьким мальчиком Уесли в церкви услышал фразу "гнев Божий", тогда он сидел и гадал, что же это значит, как это будет звучать.
Теперь он узнал.
- Сорен... она пропала.
КОНЕЦ!