Узнав о том, куда попал Люк, Саванна прислала мне тревожное письмо.
«…Это дурной знак, Том, очень дурной. Мне сразу бросилось в глаза, с каким словом совпадает аббревиатура его морского спецназа[187]. В семейной мифологии Винго это слово имеет только одно значение — опасность. Помнишь, как ты рассказывал мне о матче с командой Клемсона? Той самой, где ты сумел сделать единственные два тачдауна за все годы учебы в колледже? Тебе помогло магическое слово „тигр“. И игроки команды Клемсона называли себя „тиграми“. Это счастливое слово, и нашей семье оно всегда приносило удачу. Но аббревиатура его спецназа… Вспомни того несчастного тюленя в цирке. Вот как тигры поступают с тюленями. Люк, словно тюлень, отправляется в страну тигров. Меня это пугает. Поэты всюду ищут знаки и символы. Прости меня, но я не верю, что Люк вернется».
Я переживал вьетнамскую войну по весточкам от брата, приходящим на адрес школы. Он исправно писал всем членам нашей семьи: родителям, деду с бабушкой и Саванне. Им он отправлял бодренькие послания, полные красивой лжи, где речь шла о закатах в Южно-Китайском море, о названиях экзотических блюд, которые он якобы ел в Сайгоне, о диких животных, замеченных на границе джунглей, а также о шутках сослуживцев. Его письма ко мне напоминали исповедь тонущего человека. Люк говорил про операции по взрыву мостов в Северном Вьетнаме, ночные налеты на вражеские позиции, миссии по спасению попавших в плен американцев и засады на тропах, по которым осуществлялось снабжение партизан. Однажды он проплыл четыре мили по реке и перерезал горло деревенскому старосте, связанному с Вьетконгом. Люк один выжил в ударном отряде, посланном перехватить отступавшую колонну северовьетнамских солдат. Его лучший друг скончался у него на руках, подорвавшись на мине. Но друга убила не мина, а Люк. Раненый уговорил брата сделать ему укол морфия, сказав, что предпочтет погибнуть, чем вести растительную жизнь без ног и с оторванными яйцами. Этот солдат все равно бы умер, но он умер быстрее, потому что мой брат любил его.
«Том, я совсем не вижу снов, — жаловался брат. — А когда бодрствую, когда мои глаза открыты, они смотрят на сплошные кошмары. Я никогда не думал, что убивать так легко. Легкость убийства — вот что ужасно, Том».
Всякий раз, когда Люк убивал, он просто и сухо сообщал мне об этом и просил поставить свечку за упокой души погибшего, как только я окажусь в Саванне, где был католический собор. В этом соборе нас всех крестили, и для Люка он всегда оставался самым любимым храмом. Мне пришлось тридцать пять раз зажигать свечи перед статуей Божьей Матери Непрестанной Помощи и под дрожащие огоньки читать молитву.
В остальных членах семьи Люк продолжал поддерживать иллюзию, что ему вообще не приходится участвовать в боях. Его послания к родителям казались написанными агентом туристической фирмы, который пытается соблазнить осторожных путешественников восточной экзотикой. Люк собирал в джунглях орхидеи для матери и засушивал их между страницами Библии, подаренной ему дедом перед отправкой во Вьетнам. Потом эту Библию Люк отправил родителям в качестве рождественского подарка. Она пахла, как увядший сад, из раскрытых страниц выпадали засушенные цветки, и лепестки их напоминали драконов. Впервые в жизни Люк встречал Рождество вне дома.
— Мертвые цветы, — морщился отец. — Ничего себе война. Люк в этом своем Вьетнаме становится сентиментальной девчонкой.
— Мой заботливый малыш, — всхлипывала мать. — Какое счастье, что Бог уберегает его от сражений.
Моя жизнь в Коллетоне была весьма монотонной. Пять часов подряд я преподавал английский язык и литературу, проводя смотры на ненадежном плацу английской грамматики и устраивая своим ученикам марш-броски через чащи страниц «Юлия Цезаря» и «Сайласа Марнера»[188]. Я допустил оплошность, похваставшись директору своими успехами в колледже. По-видимому, он расценил это как зазнайство и определил меня учительствовать в девятые и десятые классы. Подростки, у которых бурлили гормоны и которые зверели, не зная, что делать со своим меняющимся телом, откровенно дремали на моих уроках или сидели, раскрыв рот и тупо уставившись в одну точку. А я распинался перед ними о достоинствах активного залога, о правильном употреблении слов «какой» и «который» и пытался пронять их историями о вероломстве Кассия. Слово «вероломство» звучало из моих уст почти постоянно. Я забывал, что нахожусь не в аудитории колледжа, а в школьном классе. Представляю, как этим парням и девчонкам было тяжело меня слушать в первый год моей педагогической карьеры.
187
SEAL (Sea, Air, Land), то есть «море, воздух, суша». Аббревиатура совпадает по написанию и произношению со словом seal — «тюлень».
188
Нравоучительный роман Джордж Элиот (псевдоним писательницы Мэри-Энн Эванс), вышедший в 1861 г.