– Прошу вас оставить меня, – сказала она. – Не хочу больше слышать ни о ком из вас. Я мечтаю об одном: чтобы меня оставили в покое; и без того вы уже причинили мне слишком много зла.
Де Вард, поклонившись, вышел, и тут же перед Генриеттой возник Людовик. Она была ошеломлена, поняв, что он за ней только что подглядывал; впрочем, в то же время это было большим облегчением – знать, что король вновь ее друг.
– Я видел своими глазами, как ты отбрила этих молодчиков, и прошу простить меня за то, что я верил всем этим домыслам в твой адрес. Я слишком ревновал. Боже, в какое ужасное положение мы с тобой попали!
– Будь у меня возможность видеть тебя чаще, как прежде, я была бы счастлива, – сказала она.
– Мы снова будем неразлучны, как раньше. Мое благоволение снова ваше. Генриетта, наша любовь – священная страсть, и она превыше земной любви…
И какое-то время они чувствовали себя как в те дни, когда открыли для себя друг друга.
Но обещание наказать де Варда вновь не было выполнено, и по-прежнему король ревновал ее к Чарлзу.
Один из придворных давал бал-маскарад, а поскольку король не смог присутствовать, главными персонами на нем должны были стать мадам и месье.
Как всегда в канун бала всех охватила лихорадка; многих возбуждала и радовала мысль о возможности пофлиртовать под прикрытием париков и масок; Генриетту тоже радовала возможность оказаться неузнаваемой.
В карете – не собственной, а наемной, чтобы не выдать себя – они с Филиппом подъехали к особняку. Филипп едва обронил два слова за дорогу: последнее время он перестал проявлять к жене хоть какой-то интерес. Конечно, он был доволен, что та подарила ему сына, не в пример дофину – крепыша и здоровяка, как рад был, что его дочь жива, а у короля – умерла. Дух соперничества вряд ли оставит его до конца жизни: Анна Австрийская и Мазарини слишком сильно давили на его самолюбие в детстве, ежеминутно напоминая ему, что его брат – король.
Выйдя из кареты, Филипп дал руку ближайшей даме, а Генриетту немедленно вызвался сопровождать какой-то мужчина.
Генриетта подала руку и сквозь атласный рукав ощутила, что мужчина до предела возбужден.
– Мы с вами уже встречались, месье? – спросила она.
Он ответил:
– Да, мадам.
– Так вы узнали меня?
– Как не узнать самую элегантную и красивую даму двора? Мадам подобно нежной лилии в окружении безобразных сорняков.
– Тогда, раз вы меня узнали, прошу вас, не выдавайте меня. В конце концов – это бал-маскарад. Взглянув в сторону кавалера, она невольно задержала взгляд на его руке. Ей вспомнилось, что в последнем сражении де Гиш, по слухам, потерял несколько пальцев. Рука этого человека тоже была искалечена.
У Генриетты перехватило дыхание. Как она могла допустить такую оплошность? У ее партнера даже в маске была слишком характерная внешность – внешность де Гиша, лихача и авантюриста, высоченного – пусть и не такого, как Людовик, – здоровяка. Теперь она обнаружила, что и маска его не в силах скрыть красиво вырезанный нос и чувственный рот.
Не мытьем, так катаньем он решил встретиться с ней, подумала она. Но это же безумие! Если Людовику станет известно о такой встрече, он решит, что это я подстроила ее.
– Месье, – сказала она, – я хочу, чтобы вы оставили меня, как только мы поднимемся вверх по лестнице.
– Мадам… бесценная мадам… Но я надеялся стать вашим кавалером на более продолжительное время.
– Вы глупец! – воскликнула она. – Мне известно, кто вы, как, впрочем, и другим. И если вы меня узнали, то это смогут сделать и другие.
– Мадам, мне нужно поговорить с вами, и пришлось ухватиться за эту возможность. Я не мог перенести такой долгой разлуки с вами.
– Месье де Гиш, вам хотя бы понятно, что вы нарушаете приказ короля? И подставляете под удар себя… и меня.
– Дело не в одном только желании видеть вас. Мне нужно предупредить вас: вы даже не подозреваете, до какой степени вероломны де Вард и его любовница.
– Думаю, мне это известно. Они пытались опорочить меня в глазах короля.
– Прошу вас, выслушайте меня! Де Вард стремится погубить и вас, и меня, а мадам Суассон помогает ему из ревности к вам. Де Вард сейчас не в особом почете у короля, но Людовик по-прежнему слаб до любовниц, и мадам Суассон вовсю пользуется этим, чтобы настроить его против вас. Она донесла королю о вашем предложении брату захватить Дюнкерк, для чего якобы я готов предоставить в распоряжение англичан свой полк.
У Генриетты замерло дыхание от ужаса.
– Но это бред!
– Бред ревности… и зависти. Эти чувства побуждают к мести. Король давно подозревает, что вы готовы служить вашему брату скорее, чем ему. Остерегайтесь, мадам, ради всех святых – остерегайтесь!
Филипп уже поднялся по лестнице и, повернувшись, наблюдал за ними. Генриетта прошептала:
– Он слишком хорошо знаком с вами и наверняка узнал своего бывшего друга. Учтите, он так и не простил вам то, что вы предпочли меня ему. У него тоже своего рода бред ревности. Прошу вас, месье де Гиш, как только мы поднимемся, вы меня оставите. И покинете этот зал. Вам небезопасно находиться здесь.
Когда позади осталась последняя ступенька, Генриетта торопливо отвернулась от него и пошла в направлении Филиппа. В этой спешке она неосторожно наступила на платье и, споткнувшись, упала. И тут же де Гиш бросился вперед, чтобы помочь ей подняться.
Вокруг нее возникло легкое движение. Кто-то отчетливо проговорил:
– Мадам упала в обморок!
Генриетта сообразила, что ее узнали, и что в данный момент она в руках де Гиша. Она торопливо освободилась, но прежде, чем успела что-либо сделать, услышала за спиной циничный комментарий де Варда.
– Бьюсь об заклад, это мадам! Такую красоту и изящество не скроешь никакой маской. Но кто же этот таинственный спаситель? Надеюсь, нас простят за наше маленькое любопытство к этой персоне.
И, шагнув к де Гишу, он резким движением сорвал с него маску.
По залу пробежал шепот:
– Де Гиш!
– Он самый, наш бравый вояка! – насмешливо сказал де Вард. – Впрочем, это и неудивительно! Кавалеру всегда нужно находиться под рукой дамы… особенно если эта дама – мадам двора.
– Месье де Вард, – хладнокровно и с достоинством ответил де Гиш, – мои друзья завтра утром принесут вам вызов.
Да Вард с издевкой поклонился.
– Уверяю вас, месье, им будет оказан наилучший прием.
Де Гиш развернулся и проложил себе дорогу через толпу, покинув бальный зал.
Филипп с побелевшими от ярости губами – никогда еще де Гиш не казался ему таким красивым – подал руку жене и повел ее.
Весь вечер одетые в маски гости ни о чем другом не говорили, и Генриетта знала, что прежде, чем кончится ночь, новость эта достигнет ушей короля.
При встрече она умоляла короля поверить в ее невиновность. Тот был любезен, охотно согласился, что де Вард – негодяй, но по-прежнему дал ему возможность гулять на свободе. В глубине души Генриетта понимала, что король по-прежнему не верит в ее полную невиновность.
Ей не к кому было обратиться за помощью, и тогда она решила написать единственному человеку, которому могла доверять от начала и до конца.
Она писала:
«Я упросила посла курьера известить тебя о происшествии, в котором был замешан де Вард. Вопрос стоит настолько серьезно, что от решения его может зависеть вся моя дальнейшая жизнь здесь. Если я не добьюсь защиты, любой подданный короля будет вправе оскорбить меня, зная, что его действия окажутся безнаказанными. Вся Франция с нетерпением ждет развязки скандала. Умоляю тебя, ради твоей любви ко мне, потребуй от короля правосудия. Надеюсь, что уважение, которым ты пользуешься здесь, поможет тебе в этом деле. Это будет не первый случай, когда ты придешь мне на помощь, но без этой помощи мне трудно рассчитывать на справедливое решение вопроса».
Она знала, что ее призыв будет услышан. Так и произошло. Чарлз немедленно ответил, что она может рассчитывать на его поддержку.
Через две недели де Вард был заключен в Бастилию.