Так и развлекались: я пыталась собрать глаза в кучу и вытащить ее из-под кровати, а она изо всех сил держалась, издавая возмущенное «фыр-фыр-фыр».
– Да что с тобой?! Это я! Я! Опомнись, животное!
В ответ она только истерично била меня хвостом по рукам.
– Нет, я сказала, вылезай!
Я решила сменить тактику и полезла под кровать, следом за Кристи, не выпуская ее лапы из своих, но почему-то вечный закон «пролезла голова – пролезет остальное» на мне впервые в жизни не сработал. Голова пролезла, а дальше – никак. И почему девки мечтают о груди? С тех пор, как она у меня выросла, одни проблемы!
Вдруг в комнате послышались тяжелые шаги. Кристи заскреблась активнее, а я затихла. Некто остановился рядом и задумчиво произнес:
– Кхм… отпусти, пожалуйста, мою дочь. Ты ее пугаешь.
Это был совершенно точно не голос папы!
Боги, вот будет неловко, если я обозналась и это совсем не Кристи! Где-то все же бродил ее настоящий отец, вдруг у него есть еще одна дочь-оборотень? Или вообще их было двое! Одну близняшку отдали маме, вторую забрал ее любовник. Но откуда кулон? Почему сработал только сейчас?
Никаких логичных выводов не вышло, поэтому я сделала вид, что под кроватью очень плохо слышно. Но следующая фраза окончательно меня добила:
– Корнеллия, отпусти ее и вылезай.
– Не могу, – со вздохом призналась я.
– Почему же? – вежливо спросили снаружи.
– Голова обратно не лезет…
Раздался укоризненный вздох, а потом кровать приподнялась, давая мне возможность выползти. В связи с новыми, но ни фига не понятными, обстоятельствами я решила временно оставить лису в покое. И та, дрожа, как Зомбудель перед тортом, заползла в угол, откуда светила на меня в оба испуганных глаза.
Я вылезла на свет, попыталась подняться, резко чихнула, покачнулась и завалилась прямо на раненый бок, взревев, как голодный горгон. Как же больно! А еще я весь пол перепачкала кровью, на ней особенно выделялись следы лисьих лап.
– Вот упырь… – Удивительно, но это сказала не я, а мужчина. – Дай я посмотрю.
Я кое-как перевернулась на спину и всмотрелась в склонившегося над моим боком незнакомца… недолго бывшего таковым.
– Рогонда?!
– Ничего серьезного, но надо промыть и зашить. Кто это тебя так?
– Жизнь! – рявкнула я. – Какого Зомбуделя здесь происходит?! Кристи?! Кристи! Вылезай, драная кошка, и объяснись! А ты… ты… я тебе…
Голова начала кружиться, и я потеряла мысль.
– Успокойся и не ори. Она не понимает, чего ты от нее хочешь, она тебя боится. Да тебя и я, если честно, опасаюсь.
– Что значит она не понимает?! Что значит боится?! Это же я!
– Кристи понятия не имеет, кто ты такая.
Вот и приплыли.
Меня вдруг резко покинули силы, хоть еще минуту назад я с энтузиазмом штурмовала кровать. Я недооценила ранение, наверняка потеряла много крови, и потому перед глазами все плыло. С трудом разбирая дорогу, я брела, опираясь на Рогонду, прямиком до ванной.
– Кто это тебя так? – спросил Лев, осматривая рану.
– Да так, неудачное замужество.
Брови мужчины удивленно поползли вверх, но тут он рванул рубашку, и я взвыла – Зомбудель бы обзавидовался.
– Стрелой, похоже. Жить будешь. Промою и зашью.
– А выпить ничего нет?
– Для тебя – нет. Ты, когда трезвая-то, опасна для окружающих, а пьяная так вообще – сокрушительная сила.
– Больно ведь!
– А ты зачем под стрелы лезла? Думала, они игрушечные?
– Я не лезла. Я пыталась вернуться домой.
– Вот и вернулась.
Одно ясно точно: Рогонда совсем не в восторге от моего появления. От него исходило раздражение. Что тут происходит?
Я устало привалилась к стене, позволив ему творить с раной все, что вздумается. Лев все-таки сжалился, побрызгав ее обезболивающим зельем, так что я терпела. Стиснув зубы и смаргивая слезы, но терпела.
– Я думала, Кристи мертва.
– Не поверишь, то же самое хотел сказать о тебе.
– Что?
Рогонда бросил на меня быстрый взгляд, а потом принялся зашивать рану.
– Я был уверен, что ты мертва. В обломках дворца нашли твое тело.
– Оно не мое.
– Я догадался, благодарю. Там был пожар, конечно, опознать было сложно, возможно, кто-то из служанок. Ну или новый король скрыл то, что принцессе удалось ускользнуть. Ему не слишком-то выгодна твоя жизнь. Правда…
Он осекся и сделал вид, будто ничего и не собирался говорить. Но я же как репей, а когда меня обижают и тыкают острой иголкой – злобный репей.