Что до графа – хорошо, что переговоры ничем не закончились, поскольку в зрелые годы последний из Шароле прослыл человеком беспутным и жестоким.
Что до герцога… Регент, хотя сам и выдвинул идею брака сына с русской принцессой, колебался, рассуждая так: «…за невестой один недостаток: мать ее женщина темного происхождения, и эту темноту не может рассеять весь блеск славы отца невесты».
Несомненно, то же соображение и в случае с Людовиком XV было аргументом «против», причем куда более веским.
А когда Петр умер и «женщина темного происхождения» заняла его место на троне, французы и вовсе потеряли к русской невесте интерес.
Суженый Анны, герцог Гольштейн-Готторпский Карл-Фридрих, появился на горизонте около 1718 года.
Сын старшей сестры короля Швеции Карла XII, после смерти дяди он имел все права на трон, но его оттеснила младшая сестра короля Ульрика-Элеонора. Петр, тем не менее, счел, что законный наследник престола в качестве зятя – солидный козырь в игре со Швецией. Новый родственник должен был помочь ему добиться выгодных условий мира в затянувшейся Северной войне, получить влияние на политику скандинавских стран, а также выход к Балтийскому морю в голштинском городе Киле.
Со своей стороны, с помощью могущественного зятя голштинец надеялся вернуть принадлежавшее ему герцогство Шлезвиг, отобранное Данией, – а там, кто знает, может быть, и добраться до вожделенной шведской короны.
Теперь уже, однако, сам Петр долго колебался, присматриваясь к кандидатуре. То ли из стратегических соображений, то ли сомневаясь, что не отличающийся ни образованностью, ни доблестью, ни смекалкой юноша подходит его красавице и умнице Анне.
Однако 27 июня 1721 года, в день празднования годовщины Полтавской битвы, Карл-Фридрих наконец приехал в Петербург. За несколько дней до этого в русскую столицу прибыл камер-юнкер из его свиты Фридрих-Вильгельм Берхгольц. И именно он первым познакомился с царской семьей.
Молодой человек, впечатлительный, наблюдательный и обладавший несомненным литературным даром, оставил историкам свои дневники. Вот запись о его встрече с дочерьми Петра в Летнем саду:
«Взоры наши тотчас обратились на старшую принцессу, брюнетку и прекрасную как ангел. Цвет лица, руки и стан у нее чудно хороши. Она очень похожа на царя и для женщины довольно высока ростом. По левую сторону царицы стояла вторая принцесса, белокурая и очень нежная; лицо у нее, как и у старшей, чрезвычайно доброе и приятное. Она годами двумя моложе и меньше ростом, но гораздо живее и полнее старшей, которая немного худа. В этот раз они были одеты одинаково, но младшая имела еще позади крылышки; у старшей же они были недавно отрезаны, но еще не сняты и только зашнурованы. Сделаны эти крылышки прекрасно. Платья принцесс были без золота и серебра, из красивой двухцветной материи, а головы убраны драгоценными камнями и жемчугом, по новейшей французской моде и с изяществом, которое бы сделало честь лучшему парижскому парикмахеру».
Так и хочется придать очаровательной жанровой сценке символический смысл, которого на самом деле в ней нет.
Анне к тому времени исполнилось тринадцать лет, Елизавете – одиннадцать. По обычаю, девочки из знатных семейств носили на спине крылышки, олицетворявшие ангельскую невинность, до вступления в пору девичества. Ничего зловещего в том, что старшую дочь Петра уже считали взрослой девушкой, разумеется, и быть не могло.
Но мы, глядя на эту сцену глазами восторженного камер-юнкера, знаем, в отличие от него, о печальной участи, ожидающей юную царевну. И оттого не можем не вздохнуть: «Ангел с подрезанными крыльями…»
Жениховство Карла-Фридриха продлилось три года. Пикантность его положения заключалась в том, что герцог даже не знал, чей он, собственно, жених – Анны или Елизаветы.
Царь-отец отделывался туманными отговорками. Вряд ли Петр действительно прочил Карлу-Фридриху в жены Елизавету – ведь он надеялся выдать ее замуж во Францию.
По воспоминаниям Берхгольца и другого приближенного герцога, голштинского первого министра графа Бассевича, сам Карл-Фридрих охотнее выбрал бы младшую из царевен. Хотя обе царевы дочки были хороши собой, Елизавета, более живая, раскованная и, говоря по-современному, более сексапильная, с детства превосходила старшую сестру в умении нравиться людям. Особенно – мужчинам.
Впрочем, Бассевич, имевший на Карла-Фридриха большое влияние, явно отдавал предпочтение Анне. Впоследствии он писал:
«Анна Петровна походила лицом и характером на своего августейшего родителя, но природа и воспитание все смягчили в ней. Ничто не могло быть величественнее ее осанки и физиономии; ничто правильнее очертаний ее лица, и при этом взгляд и улыбка ее были грациозны и нежны. Она имела черные волосы и брови, цвет лица ослепительной белизны и румянец свежий и нежный, какого никогда не может достигнуть никакая искусственность; глаза ее были неопределенного цвета и отличались необыкновенным блеском. Ко всему этому присоединялись проницательный ум, неподдельная простота и добродушие, щедрость, снисходительность, отличное образование…»