Выбрать главу

И когда подходил момент, он читал любимые стихи с выражением, бодрым, веселым голосом — это тоже было обязательным, заранее оговоренным условием, — про штормы и бури, ветры и грозы, сквозь которые идут упорные корабли с бесстрашными матросами.

Дед светлел лицом, разглаживались суровые морщины, он подхватывал внука на руки, целовал и спрашивал: «Кем ты будешь, когда вырастешь?»

А он без запинки отбарабанивал: «Конечно, моряком, как дедушка!»

И взлетал к потолку, кося глазами на отца: все ли правильно, не ошибся ли, не напутал чего? Потому что ошибка — он это отчетливо понимал — была бы самым страшным преступлением, искупить которое невозможно ничем. Но отец весело улыбался, озорно подмигивал сыну и бодро выкрикивал что-то про морскую династию Золотовых...

Быстро бежала сказочная летняя жизнь. Поездки в большой черной машине, за рулем которой сидел настоящий веселый матрос, дававший примерить огромную, сползающую с головы бескозырку, катание на глиссере по гладкому зеркальному морю, ночевка на берегу в похожем на пряничный теремок домике...

Но и в прекрасные мгновения этой замечательной жизни он боялся: вдруг дедушка, веселый водитель и другие матросы, отдающие дедушке честь у входа в штаб, как-нибудь узнают, что на самом деле он вовсе не хороший, послушный, любящий морские стихи и мечтающий стать моряком мальчик, а гадкий, подлый, неисправимый негодяй, из которого не выйдет ничего путного и к которому уже много раз протягивал огромные волосатые руки страшный эвакуатор!

Вдруг отец рассердится и расскажет все этим замечательным, поверившим закоренелому преступнику людям?! Его охватывал такой страх и тоска, что он готов был броситься в море и утонуть, а в случае разоблачения решил так и сделать.

Когда дедушка приводил его к себе в штаб, показывал огромную карту с двигающимися силуэтами кораблей, огромный глобус, утыканный красными треугольными флажками, и многие другие диковинки: модели крейсеров и эсминцев, настоящие мины и торпеды, деревянный со множеством ручек штурвал — он так радовался, что вконец растроганный дед, не подозревающий об истинной причине ликования, махнул рукой на запреты и пообещал показать настоящий корабль, после чего Валерик принялся в полном восторге скакать по огромному кабинету. В основе этой восторженной эйфории лежал железный порядок: дед никогда не брал отца «куда не положено», а значит, в штабе и на корабле угроза разоблачения отсутствовала. Если только дедушка сам не разглядит под нарядной матроской его мерзкую натуру...

Постоянный страх переставал терзать его, лишь когда дивный летний месяц заканчивался и он снова становился самим собой — гадким мальчишкой, правда о котором была скрыта, только чтобы не волновать дедушку. Но в следующий раз...

Став постарше, он понял: отцу выгодно, чтобы в глазах дедушки внук всегда оставался отличным, смышленым, целеустремленным парнем, каким не получился сын. Он распознал, что дедушка не жалует отца, считает его ленивым бездельником, не имеющим в жизни настоящей мужской цели. И напрасно тот заискивает, заводит «умные» разговоры, бросает многозначительные намеки и даже выбегает по росе в сад — делать зарядку под окнами дедовой спальни, не эти примитивные уловки помогают сохранить до предела натянутые родственные связи, а он сам — Валерик Золотов, последняя надежда, продолжатель морских традиций.

И когда однажды во время очередного летнего отдыха он, тогда уже ученик третьего класса, сообщил отцу, что собирается рассказать дедушке про пощечины, темный чулан и эвакуатора, у того отвисла челюсть и пропал дар речи. Он как раз уговаривал готовящегося к уходу в отставку деда перебраться к ним в город, построить или купить в зеленой зоне дачу, а впоследствии имел план организовать обмен полученной пенсионером флота квартиры и провернуть целый ряд других выгодных операций.

Довольный произведенным эффектом, Валерик добавил, что расскажет, как отец ругал дедушку дураком, который при такой должности не получил адмиральского звания исключительно из-за своего ослиного упрямства и солдафонской прямолинейности. Память у него была хорошая, и он в точности воспроизводил неосмотрительно употребленные в его присутствии слова и обороты.

Отец стал что-то лепетать, уговаривая, обещать, лицо покрылось красными пятнами, вспотело, но Валерик помнил эвакуатора и не испытывал ни малейшей жалости.