Повсюду бродят носители «ценностей», рабы условных и безусловных рефлексов.
Но и в таком случае их стратегия несколько превосходит человеческую – они чаще думают головой, когда принимают те или иные решения, а не слушают какое-то имбецильное «сердце». Хатты, на мой взгляд, неисправимые ретрограды, что меня сильно печалит. Но, живи и я тысячу лет, возможно, счёл бы уважение традиций самым рациональным поведением.
– Любопытно, похоже, ты недоволен, ни много ни мало – всем! – подавился Бода. – Напомни мне, почему ты считаешь, что, будучи человеком или близким к нему существом, ты не должен следовать общечеловеческим нормам? Чем ты лучше прочих?
– Не лучше. Ничем. Никого. Но и не хуже. Хуже… лучше… мы кучи кварков, звездный пепел, ненадолго сконденсировавшийся в лишенные совершенства белковые тела лишь для того, чтобы спустя мимолетное мгновение вновь развеяться над волнами.
Я не использую эти слова – «лучше», хуже» – без уточнения, для кого лучше. А что касается норм, да еще и общечеловеческих… Они не нужны. Никакие универсальные нормы не нужны. Я рационалист и не нуждаюсь в морали по очевидной причине — если она совпадает с выводами разума, она излишняя, если противоречит им, то она вредит мне.
– Удобная позиция, – сказал, усмехнувшись в бороду, Бода. Его, казалось бы, смешило сказанное мной.
– Она эффективна. Если люди хотят достигать своих целей, то наиболее оптимальный путь использовать – исследовать мир и действовать сообразно его законам, какими бы они противоестественными ни казались. И поступать с опорой на выводы разума, а не мимолетные чувства. Альтернатива – слепые хаотичные метания по воле иррациональных убеждений, «душевные» метания, что не приводят к желаемому результату. Разве что иллюзорному: но неотвратимо наступающая расплата с реальностью, как правило, бывает предельно, безгранично жестокой. Течению природных процессов нет дела до человека: оно убивает его после того, как биологическое его тело отслужит своё неуправляемой, подобной сели, генетической и культурной эволюции.
Если механизм ведет себя как механизм: исправно выполняет свою функцию, не желая её менять и менять самого себя, то с ним и поступают подобающе – когда он, надорвавшись играть одну и ту же роль, ломается, его выбрасывают на помойку. Изношенные запчасти переплавляют.
Естественные же желания, нормы и правила, одобряемое поведение почти целиком обусловлены особенностями нашего мозга, эволюционировавшего для принятия поспешных решений в условиях постоянной нехватки данных, да еще и в совсем иных условиях. Поскольку даже поспешное решение лучше никакого.
В условиях веры в духов и доминирующего магического сознания, перманентной войны – постоянного, безостановочного геноцида соседних стай приматов. И всё это исключительно для совершения одной-единственной биологической роли. Неудивительно, что они так неэффективны в достижении иных целей.
И после этого слово «человечность» для меня – низкое ругательство. «Человечный» – звучит как неразумный, подверженный когнитивным заблуждениям и опирающийся на веру, примат. Животное же не достойно звания «разумного человека» или просто «разумного».
Кончив речь, я припал к военного образца фляжке, смочив пересохшее горло чистой водой. По карманам я рассовывал не только карты и кредитные чипы.
– Крепкие слова, злые, и, казалось бы, обоснованные, – всё так же сквозь насмешливую улыбку сказал Бода. – И где те арканианцы или хатты? Или иные любители математики? Много ты их видишь в Галактике? Они её заселили? Почему наш канцлер не арканианец, а сами они не преобладающая в Галактике сила? Скажешь, что они получили гиперпривод не самыми первыми? Это не оправдание – Галактика большая, а границы её постоянно раздвигаются. Хатты? У них было больше времени, чем у людей. Кроме того, их цивилизация не самодостаточна без порабощенных видов, они уже слились в сложную паразитическую, а местами и симбиотическую систему. Нельзя говорить о хаттах и забывать об их рабах, а они, я уверен, не разделяют твои убеждения.
Всё потому, что развивается не человек, он смертен – развивается общество как среда, а в нём для этого всего должно быть в меру. И рационального, и нет. То, что делает наше общество таким, какое оно есть – ничто, всего лишь жалкая «человечность», раз ты о ней столь невысокого мнения. Все стремления, амбиции человека, желания уже в корне своём иррациональны – что ты скажешь об этом?
– Их не возможно оценить по любой абсолютной шкале, тем более я отказываюсь это делать, если это не касается меня самого. Но я могу соразмерить поступки с желаниями и так дать оценку разумности поведения в достижении намеченной цели, – ответил я.