Я заметил, что, когда Остерман волновался, то его акцент звучал отчетливее. Не понятно, с чем это было связано, но запомнить данное обстоятельство не помешает, возможно, это знание мне когда-нибудь пригодится. Я повернулся к Миниху, который наблюдал за нами с расслабленной полуулыбкой.
— Христофор Антонович, если не секрет, а где ты хочешь начать поиски денег на так необходимый всем нам, и Российской империи флот?
— Пока не знаю, государ. Попытаю купцов, и просто заинтересованных людей… Россия богата на огромные реки, что здесь близ Балтийского моря, что в далекой Сибири. Может быть, вы мне выделите пару человек в помощь? — Миних решил, что раз пошел такой расклад, то можно и поборзеть. Ну а почему бы и нет? Ничего сверхъестественного он пока у меня не просит. — Чтобы стали моими ногами, которых у меня всего две, могу не успеть за всем, да были на связи между нами? — Понятно, хитрый саксонец делает все, чтобы я от слова почти наедине данного не отвернул. Ну а чем больше о нашем договоре людей будет знать, да еще и «моих» людей, пойти на попятную будет значительно труднее. Разумеется, ничего важного он выделенным мною людишкам не поручит, но само их наличие… — Ошень может быть, понадобится личная встреча с государем.
— Братья Шуваловы вон без дела маются, — я махнул рукой в сторону двери. — Забирайте и располагайте. Андрей Иванович поможет бумагу составить, — я улыбнулся на этот раз почти искренне. От одной головной боли в виде Шуваловых, кажется, избавился. Посмотрим, как оно дальше пойдет. А вот проблемы флота и армии так и остаются пока нерешенными, потому что такие дела с полпинка и быстро не делаются. Я пока ничего не могу изменить, что не учитывалось бы историей этого времени. Ничего! Но хотя бы я начал двигаться в нужном направлении. Только бы не ошибиться.
Глава 4
Как я и предполагал, кабинет вскоре стал моей любимой комнатой. В нем я проводил большую часть времени, в нем я пытался вникать в дела тяжелого неповоротливого механизма, называемого Российская империя. Так как дворец принадлежал Елизавете, то очень быстро я нашел тайное отделение в столе, где хранилась личная переписка моей несравненной тетки с… вот тут я наверное впервые не поверил своим глазам, — с Долгорукими. Несколько писем было от Ивана, пара от его отца Алексея Григорьевича. По этим письмам можно было выстроить хронологию их интриг. Сначала отношения были очень доверительные, и Долгорукие вовсю поощряли заигрывания Лизки со мною, во всяком случае Алексей Григорьевич. Иван был более сдержан, и по его письмам не было заметно, что все эти подковровые игры ему по душе. Прочитав очередное письмо, я задумался, может быть Ванька еще не потерян для меня? Вон как переживает, и похоже, что даже искренне. Я мотнул головой. Нет. Долгоруких нужно потихоньку вытеснить со сцены, слишком уж много они начали себе позволять. Дальше было интереснее. Лизка связалась с Бутурлиным и понеслось охлаждение, а все потому, что, оказывается, граф был зятем Голицына. Так вот почему его послали со мной. Ясненько. Никто из противоборствующих партий не хотел упускать царя из вида. И вот тут-то складывалась интересная картина: Голицыны плотно схлестнулись с Долгорукими и всячески обхаживали Лизку, будущую в фаворе. Ну еще бы, с такими… хм… персями, да не завести четырнадцатилетнего отрока? И самое главное, между ними особняком стоит Остерман. И не слишком понятно: то ли он не может определиться с партией, то ли всем основательно надоел и мне следует ждать в ближайшем будущем основательный подкоп под моего воспитателя? Сейчас пока трудно что-то определенное сказать, поживем, как говориться, увидим. Убрав письма обратно в тайник, я задумался, а что если сделать эту вражду ну совершенно непримиримой? Скорее из недомолвок, чем из открытых высказываний я понял, что Ванька к Лизке неровно дышит. И она вроде бы тоже не против высокого статного красавца. Натравить отца на сына — это же классика. Правда, паночки у меня красивой под рукой нет, зато есть тетка, обладающая весьма приличными достоинствами. Это следует обдумать.
Также я выяснил, что посланником Франции был некто Марьян, а не Шетарди. Но этот крендель ничего собой не представлял. Вот испанского посла де Лириа следовало как минимум остерегаться, но он не желал мне зла, наоборот: Испания как раз-таки желала видеть Россию сильной морской державой, уж очень их достали англичане, и Испания просто спала и видела как бы половчее стравить Англию с Россией. А самой тем временем беспрепятственно заниматься обогащением в Америках и на различных островах. Дело, конечно, хорошее, только вот не для нас. Так что пока де Лириа оставим на том месте, где он стоит, мне пока не до Англии. В конце концов, на пятый день всех этих разборов и осторожных консультаций с Остерманом, который как ни странно всецело поддержал мои пока вялые попытки заняться настоящим делом, я понял, что у меня начинает течь крыша. Поэтому я временно оставил попытки разобраться с серпентарием, окружавшим меня. Единственное, что получилось сделать — отослать Бутурлина в Петербург под предлогом узнать, как там дела у Миниха обстоят. Ну и что, что прошло меньше недели? Вдруг старый саксонец вытащил туз из рукава, и хочет меня удивить?