В ответ шейх усмехнулся и ответил:
- Я лишь ничтожный слуга Аллаха, мой господин. Что я могу знать? Если господин так любит встречаться с незнакомыми ему и мне людьми, я могу ему предложить...
Вынужденный выразить признательность и благодарность, Тайменев решил, что напросился на скучную беседу с одним из постояльцев шейха, интересующихся только ценами на скот и кат. Или же с каким-нибудь бродягой, пересекающим пески в неизвестных и самому себе целях. А хитрый шейх будет сидеть в соседней комнатке и весело ухмыляться. Что за народ! Всем известно, что Тайменеву надо, и никто не желает помочь. Настоящий сговор! Как будто он тут ради своего удовольствия, ищет развлечений и приятных бесед.
- Шукран, шукран... Спасибо, - вздохнул Тайменев.
И вслед за шейхом оазиса прошел в знакомую комнату. Если бы ему знать в первое посещение шатра то, что знает он теперь! Но прошлое не изменить, а "если" - слово из лексикона легкомысленных женщин. Настоящий мужчина знает только два утверждения: "да" или "нет".
Хитрый шейх закрыл позади полог, заменяющий дверь. Глаза Тайменева расширились в удивлении: на месте Тахара сидел человек поразительной внешности. Темнокожий, черноволосый, в темных одеждах странного покроя, он сидел в позе лотоса и курил длинную деревянную трубку, окутываясь клубами синего дыма. Опять ему повезло, решил Николай, - еще один мудрец, на сей раз заграничного происхождения.
- Сабах-аль-хейр! С вашего позволения... Мне сообщили, что вы не против нашей встречи. Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо и не имеете повода для беспокойства о своей семье и близких?
Еще несколько фраз, предваряющих любую встречу согласно здешним традициям, и Тайменев занимает место напротив незнакомца. Все повторяется. Меняются актеры, но роли прежние... Хотелось бы услышать имя собеседника.
- Мое имя вам ничего не скажет, молодой человек...
"Однако! Он читает мысли по глазам. Или просто большой опыт в практической психологии, - решил Тайменев, - Старается произвести первое впечатление".
- Николай Васильевич, не так ли? - вопрос привел Тайменева в замешательство и в то же время обрадовал.
Плавный жест рукой, приглашающий к сосредоточенности.
- Атхатс брахма джиджнаса. Настало время вопрошать о Брахмане...
"Вот оно что! Мудрец из Индии. Кого только не встретишь в песках Аравии. Прекрасная встреча. Она означает, что шейх-хозяин приюта странников помнит Тайменева и знает о нем достаточно. Никогда не надо торопиться с осуждением. Особенно когда не знаешь мотивов невозмутимого спокойствия. А индус, по всей вероятности, видит не только истоки, но и мотивы поступков. Может быть, даже предстоящие повороты судеб".
- Послушай, что сказал Кришна своему другу: "Это лишь вожделение, Арджуна. Оно рождается от соприкосновения с гуной страсти и переходит затем в гнев; оно - греховный всепожирающий враг этого мира".
"Вожделение.., - Тайменев даже покраснел, - Мудрец увидел в моих глазах отсвет той ночи. Он понял, что мысли мои крутятся вокруг Марго, в чем себе не хочу признаться. Освободиться от наваждения нет сил..."
- Тебе хочется любви. Естественное стремление каждого существа, заложенное в него Богом. Но вожделение не есть любовь. Страсть, лишенная духовности, равна животной тяге к совокуплению...
Тайменев, слушая безымянного индуса, не испытывал отторжения или неприятия, свойственных ученикам в отношении к учителю, любящему назидательные проповеди. Более того, он слушал его так, как слушал бы свой внутренний голос, идущий из неизведанных глубин сердца.
- Неосуществленное вожделение рождает гнев, раздражение, недовольство. Тогда человек перестает правильно воспринимать мир. Невежество овладевает им, и следы его на земле уже не чисты. На какую встречу может рассчитывать путник, оставляющий дурной след?
"Настоящий приют мудрецов, а не оазис, - слушая индуса, с ноткой возмущения думал Тайменев, - Второй раз я тут, и снова попадаю на лекцию. А вместо информации о Соломоне и Билкис мне навязывают беседу о грехопадении. Будто я сам не понимаю".
- Брахма, прародитель живых существ нашей вселенной, однажды не смог сдержать сильных эмоций. И они, выйдя из его головы, реализовались в виде Рудры, сине-красного существа, весьма сильного и крайне несдержанного в проявлениях.