Но что-то у них не склеилось. Подбрасывать-подкладывать ничего не стали, через десяток минут сняли браслеты, принесли извинения и с недоумевающими, даже растерянными лицами покинули номер. Без сомнения, они ожидали что-то найти и увидеть! Даже знали, что.
Что или кого они искали? И кто вызвал полицию? Странный случай, неприятный, непонятный. Надо думать...
Музыка заполняла помещения аэровокзала. Негромкая, легко плывущая в томном воздухе. Арабские мелодии ранее казались ему однообразно скучными. Теперь нравились. Признак акклиматизации, приближения к культуре Востока. Привыкшее к ударным ярким ритмам ухо не различает мелодических узоров, тонких звуковых оттенков. Узоры и оттенки... Голоса певцов несли их в себе, сливая в единую струю, создавая неизъяснимую прелесть. А инструменты! Лютня, виола, флейта, мягкий барабан, кастаньеты... Они не били, возбуждая, а ласкали. Их одинаково хотелось слушать и шумным днем, и тихим утром, и усталым вечером, и нежной ночью.
Пятиструнная лютня, изобретение арабов, - инструмент магический. Каждая струна имеет свое название, связана со своим темпераментом и своим цветом. Четыре темперамента, - четыре струны. Желтая струна - холерическая, красная близка сангвинику, белая - флегматику, черная соответствует депрессивности меланхолика. Со своим темпераментом Тайменев еще не разобрался: вроде бы сангвиник, а красный цвет не для него. Гиппократова система чересчур схематична. Четыре струны, - тело арабской музыки. Пятая струна, - струна души, она оживляет мелодию, придает ей силу проникновения.
Европейская музыка груба, лишена внутренней нежности, подмененной внешней гармонией. Нет у Запада пятой струны, струны души. Только четыре, в различных вариациях.
Николай то садился на скамейку у фонтана во внутреннем дворике здания аэровокзала, то выходил на дышащий жаром асфальт у стоянки такси. Кругом тоска, не за что глазом зацепиться. Разве что за многоэтажный дом на противоположной стороне привокзальной площади, полуразрушенный, зияющий провалами от ударов артиллерийских снарядов. Свидетель и жертва последнего переворота. Еще одно революционное сотрясение, - и смотреть будет не на что. Может, так и надо? К чему сносить или восстанавливать негодное жилье? К чему международный престиж, если внутри непорядок?
Кого они с Полом встречают? Фахри сказал: некое важное лицо, сам он не в курсе, один Брэйер знает. А что докладывать Полу? О непозволительной, непродуманно юношеской вспышке во дворе лавки старого Мухсина? Опытный думающий агент не пошел бы на такое. Он же полез в драку, а потом сразу в ресторан на дело. Позабыл даже решить проблему жилустройства перед тем. А если бы Маргиана решила к нему в гости? Для проверки, так сказать, условий быта заграничного бизнесмена. Вот, опять "если"...
Пол наверняка скажет: рэкет в лавке подстроен специально для Тайменева. Может, и так. Тогда "незрелое" поведение сослужило ему хорошую службу.
Что еще? Он может спросить, почему Николай не удосужился за столько дней посетить виллу Марго. Герой-любовник обязан тянуться к даме сердца изо всех сил. Искать, а не ждать. А после разговора с индусом в нем появилось такое... Нет никаких сил заставить себя вновь оказаться в объятиях искушенной Цирцеи. Никому Тайменев не говорил о своих переживаниях, даже Фахри. Нарушение инструкции... Ведь не личное дело?! Какое бы оно ни было, никто уже не заставит его повторить подвиг любви.
Пол опаздывал. Вот-вот объявят посадку рейса из Каира. Николай обеспокоился: кого встречать? Он знал пунктуальность Брэйера, знал, что тот приехал в Аден не более чем на сутки. Как бы и с ним чего не случилось. Женский голос объявил об опоздании каирского самолета по метеоусловиям трассы. Зал ожидания переполнен. К стойке бара на втором этаже не протолкнуться. Тут и там подозрительные личности с зоркими глазами за тонированными стеклами очков. Нет безмятежности в лучшем из миров, все охотятся на всех.
Тайменев очередной раз вышел на привокзальную площадь и увидел Брэйера, вылезающего из такси. В ослепительно белых шортах, с выпирающим брюшком, задрапированным в яркую цветную рубашку навыпуск, в громадных темных очках, с пухлым кожаным кейсом в руке он выглядел неузнаваемо привлекательным. Только внутреннее чувство позволило Николаю опознать его.
Пол предостерегающе поднял ладонь, и Тайменев остановил порыв броситься навстречу, вернулся на деревянную скамейку у фонтана. Людей здесь было мало. Брэйер устроился рядом.