Хилария замерла в восхищении:
- Теперь я понимаю! Им и не надо открыто демонстрировать красоту. Ты поэтому выбрал работу здесь?
Николай без слов согласился, спорить было бессмысленно. Совершеннейшие черные статуэтки; все, как одна, - вершина человеческой архитектуры, гармония живых форм и линий. Все-таки общественное мнение, о котором как-то заметил Вашков, верно: вряд ли в другой стране можно встретить такое удивительное сочетание красоты и невозмутимой невинности. Студентки не обращали никакого внимания на застывших за столиками европейцев.
- Без одежды они бы выглядели не столь ослепительно, - позволил он себе замечание, - Пленяет тайна, а не ее разгадка. Но, - согласен, - девочки очень красивы.
Глаза Хиларии возмущенно сощурились, в ней заговорила ревность. Николай усмехнулся: "Вот оно, начало женской диктатуры. Личная собственность для нее самое главное. Даже твой взгляд должен принадлежать только ей". Как ни странно, мысль не доставила неудовольствия, предполагаемая потеря обычной свободы не огорчала. Как легко мы иногда меняем одни оковы на другие, отличающиеся только большей близостью загадочному внутреннему "Я". И похвалил себя: еще способен к самообороне, к сохранению того самого "Я".
Сгущался вечер. Берег опустел, и Хилария решилась на купание. Сверкнув глазами с не остывшим возмущением, она решительно скинула с себя все и, ощупывая пальцами ног песок, медленно вошла в воду. Тайменев завороженно следил на ней. Свежее очарование темнокожих красавиц улетучилось. Прекраснейшая нимфа, вдруг представшая перед ним, заняла сердце, в котором ей приготовлено место самим провидением. У Николая перехватило дух и он сел на песок, опершись спиной о горячий корд колеса.
Быстро стемнело. В море зажглись луна и звезды.
Она плескалась среди них: желтая луна ласкала ее, звезды оставляли на волосах и коже мерцающий блеск. Если б можно было, он сидел бы и смотрел до утра. И потом снова и снова. Вобрав в себя Луну и звезды, Хилария вышла на берег и подняла руки, прощаясь с морем. Тайменев встрепенулся: вот-вот ее тело оторвется от песка и устремится ввысь, чтобы зажечь еще одно созвездие.
Помешал ей рокот моторов на близком шоссе, разрушивший магическую связь с водой и небом. Хилария испуганно повернулась и бросилась к машине, прикрываясь руками. Николай обернул ее одеялом, поднял и посадил в кресло машины.
Через полминуты он стоял в свете фар двух полицейских "Харлеев", оборудованных таким обилием желтых, синих и красных мигалок и фонарей, отражателей и указателей, что мотоциклы казались самодвижущимися новогодними елками.
Тайменев рассчитывал на худшее и внимательно следил за каждым движением всех четверых. Предъявил документы, их с интересом рассмотрели и предложили сопровождение до Салах-эд-Дина. Итак, на этот раз обошлось, полицейские подлинные, отказываться от эскорта не было причин. Видимо, их предложение на чем-то основывалось. Или они хотели убедиться, что Тайменев действительно живет в Салах-эд-Дине; или на дорогах неспокойно.
Один "Харлей" впереди, другой позади, - так они и добрались до самого коттеджа. Тайменев открыл дверь, проводил в дом Хиларию и пригласил полицейских. Они вежливо отказались, поблагодарили и, пожелав спокойного отдыха, умчались в ночь, окутанные сиянием цветных огней.
На следующий день без предуведомления приехал Фахри Ахмад, извинился перед Хиларией и уединился с Николаем в одной из комнат наверху. Хилария занялась приготовлением обеда, чтобы достойно встретить "гостя нашего дома", как заявила она Николаю.
По словам Фахри, на севере вооруженная оппозиция "перешла в атаку".
Серия взрывов на раскопках рядом с остатками дворца царицы Савской, похищение ценных экспонатов, попытка покушения на президента, нападения на ряд посольств в Санаа... Фахри считал, что центр противостояния перемещается в северную часть страны. На побережье Аденского залива, в южных предгорьях, - затишье. Видимо, правильно будет перенацелить силы в район столицы. Но Пол молчит, а без его ведома он не имеет права. С Фахри связался Насыров, его вывод тот же, он требует немедленных действий.
- А как считает Николай Васильевич? - спросил Фахри.
Тайменев не имел определенного мнения, в голове еще не сложилась полная картина происходящего. Он безоговорочно доверял Полу, но и мнение Фахри не мог считать заведомо ошибочным. Потому ограничился замечанием: