Обстановка в тамбуре оказалась хуже некуда: боевиков было человек двадцать, но они разместились двумя группами. Одна, большая, справа в дальнем углу, рядом со следующей дверью, играла во что-то похожее на нарды. Другая слева, ближе к выходу, делила большое блюдо с едой. Если б они были собраны в одной куче, Николай смог бы справиться с ними и без неизвестного оружия. Придется применять незнакомые горошинки. Но удивление от происшедшего заставило без раздумий сделать бросок к игрокам в нарды.
Невероятный Пол Брэйер, проскользнув между ним и распахнутой дверью, без звука устремился к ближайшей группе, продемонстрировав редкую стремительность и неожиданную спортивную выучку.
Уроки Скифа не прошли даром: никто из боевиков не успел вскрикнуть, никто не успел схватиться за оружие. Николай бросился на выручку Брэйеру и остановился в немом восхищении. То, что Пол воспользовался ножом, значения не имело, против почти десятка вооруженных врагов, не знающих милосердия, можно и нужно использовать все, вплоть до каленого шила. Самым удивительным было то, что они лежали на полу, застыв в разных позах. А рядом стоял маленький человек, вытирая пот со лба и успокаивая дыхание.
Николай поднял большой палец, но Пол, сбросив напряжение взмахами рук сверху вниз, не обращая внимания на высокую оценку своего вклада в общее дело, указал взглядом и кивком головы на очередную дверь. Она выглядела как танковый люк снаружи, без признаков замка. По сигналу Николая они встали по обе стороны и Тайменев повторил стук ботинком. На сей раз пришлось подождать. Дверь открылась внутрь, раздался возмущенный голос на английском:
- Вы что там, забыли о правилах?
Пол предостерегающе поднял ладонь. Они чуть подождали, пока в тамбур не высунулась голова в очках. Николай ухватил ее руками за уши, чуть крутнул и выбросил человека наружу. После того встал на корточки, распрямился в горизонтальном прыжке и покатился по полу в открывшееся помещение. Пол вслед за ним заскочил в комнату с пистолетом в одной руке и горстью шариков в другой. Оба сразу поняли: они там, куда шли всю неделю.
В углу справа от входной двери сидела Хилария, привязанная ремнями к большому дубовому стулу. Рядом с ней стоял, спиной ко входу, невысокий толстяк в хаки с резиновой дубинкой в одной руке и пистолетом в другой. Чуть в стороне еще двое, в простого покроя гражданских костюмах, со строгими серьезными лицами. Напротив них, у левой стены, переговаривались пятеро: двое в военной форме без знаков различия, трое в дорогих костюмах-фраках, уместных на балах или в элитных столичных театрах, а не в глубине йеменских гор.
Николай успел, вставая, поймать взгляд Пола, понял и рванулся к пятерым, предоставив Полу освобождение Хиларии. Так было справедливо и оправдано. Штатские даже не пытались сопротивляться, и Николай "выключил" их на часок, военные же задергались, потянулись к пистолетам, и с ними пришлось поступить более грубо.
Повернувшись к Полу, он увидел, что двое гражданских лежат без признаков жизни, а рядом с ними, - Брэйер третьим. А толстяк в хаки направляет в Николая ствол пистолета. Глаза Хиларии смотрели на Тайменева с ужасом и надеждой.
Николай потом вспоминал, что за малую долю секунды, меньше чем за мгновение, он успел узнать противника, уйти в броске-падении вниз от первой пули, достать нож из ножен у ботинка и метнуть его таким образом, чтобы оставить того в живых.
В живых обязательно, так как этот толстяк был лично ему нужен гораздо больше, чем весь высший совет "Тангароа" в полном составе. Это был тот самый двойной агент, рисованный портрет которого остался в альбоме Уильяма Фрея, тот самый неуловимый всепроникающий тайный враг, лицо которого было Николаю таким знакомым и таким неузнаваемым. Портрету не хватало движения и выражения глаз в знакомом прищуре, а Николаю недоставало трезвой непредвзятости в оценке людей.
С хладнокровием опытного убийцы пулю из знакомого "Макарова" в Тайменева выпустил не кто иной, как Франсуа Марэн. И не вина Франсуа, что пуля ушла мимо, а второй раз нажать на спусковой крючок он не успел, - нож пронзил ему запястье, войдя по рукоятку. В следующее мгновение отвратительно безусый друг Профессора и Василича Расейского стоял на коленях с заведенными за спину руками и кляпом во рту, быстренько слепленным из обрывка его же одежды.