- Грациа, сеньор, грациа... Спасибо!
Невысокого роста островитянин склонил в почтительном поклоне голову. В свете лампы кожа его лица приобрела фиолетово-черный цвет, выделились глубокие морщины, выдающие возраст и трудную жизнь. В одежде: обычная на острове смесь деталей европейского и местного стилей. В руках, - мешок неприглядно-серого вида, в пятнах сырой земли и влажного песка.
"Продавец, - решил Тайменев, - Сейчас он попытается всучить товар, выдаваемый за изделия далеких предков. Ничего, послушаем-посмотрим. Скоро придет Франсуа, он умеет с ними говорить. Да и где еще вот так ночью к тебе придет абориген-рапануец, существо иного совсем мира? Отказываться никак невозможно".
Николай повеселел. Такое на острове случалось нередко: лишенные работы мужчины посещают приезжих, предлагают статуэтки, изображающие людей, зверей и какие-то загадочные предметы из древних культов.
Поднявшись с кровати, он быстро облачился в спортивный костюм, выключил радио и предложил посетителю плетеное из местного камыша тотора кресло. Повторяя слова благодарности, тот весьма уютно и непринужденно присел и аккуратно устроил на коленях мешок. Рядом со световым шаром лицо его обрело черты мягкой приятности, свойственные большинству рапануйцев, острый взгляд цепко обежал интерьер палатки.
- Чем обязан? - спросил Тайменев, стараясь одновременно быть вежливым и оставаться на дистанции, чтобы не дать повода к мистификации и обычному надувательству, бесхитростному, но достаточно распространенному.
Ночной бизнес на острове имел свои законы, известные туристам "Хамсина" с первых дней.
- Сеньор Дорадо, извините за беспокойство. Но я знал, что вы не спите. Вы не пожалеете о встрече, я слышал о вас и знаю что говорю. Не считайте меня простым ночным торговцем, я пришел не продавать, я пришел дарить.
Неожиданное заявление почти ошеломило Тайменева. Он даже обеспокоился, - вдруг за бескорыстием таится "крючок", на который он должен "клюнуть". Подумав об этом, он покраснел, поймав себя на предвзятом недоверии и подозрительности к человеку незнакомому. И, возможно, достойному уважения. К тому же в "торговой развращенности" островитян виновны такие как он, Тайменев, в первую очередь. Нет спроса, - нет и предложения. Но полностью развеять сомнения не удалось. И беспокойство, родственное тому, что появилось при осмотре стоянки археологов, вновь вернулось. Сомнения сомнениями, но такой устойчивой подозрительностью он никогда не отличался. Отсюда недалеко до лицемерия и прочих грехов, так обычных за пределами рапануйского мира. Странно, что он начал "цивилизовываться" не внутри цивилизации как таковой, а там, где еще наличествуют откровенность и полудетская доверчивость.
Наверное, поток жизни несет его в каком-то своем направлении, независимо от желаний. А как противостоять течению, если не знаешь, куда оно направлено? И сегодняшний гость, - просто звено в цепи тех самых событий, которые и составляют фарватер реки судьбы; гость не обязательно знает об этом, его задача, - сыграть свою роль и уйти в сторону, уступив место рядом с Тайменевым кому-то другому. Подобные встречи могут круто изменить течение реки...
Нет, сеньор Дорадо, определенно вас куда-то несет, недаром Франсуа предупреждает: действуя вне общих стандартов, рискуешь попасть в "полосу бытовой неустойчивости и повышенного травматизма". Правда, он имел в виду желание Тайменева посетить Рано-Као и Оронго, но замечание бесспорно имеет общий смысл.
Тем временем туземец, не слыша возражений, использовал возникшую в беседе паузу и вытащил из мешка несколько каменных и деревянных фигурок, расставил их на шахматном столике рядом с креслом. Фигурки заняли клетки на черно-белом поле, обозначив позицию неизвестной Тайменеву игры. Скрученная в кольцо змея, какая-то рыба, человеческое ухо, маленький исполинчик на крошечном аху... Вот это интересно! Похоже, модель аху вырезана не как обычно из единого куска камня, а склеена из множества кусочков. Достигнута максимальная приближенность к оригиналу. Мастерство исполнения всех поделок бесспорно, - скульптор передал не только внешнее сходство с объектами изображения, но и перенес на копии характер, суть изображаемого. И, - тщательность работы!
Тайменев выделил из всех предметов на шахматном столике увеличенную копию человеческого глаза и взял ее в руки.
- Сеньор, я так и думал! Да, я так и думал! - воскликнул рапануец.
Он возбужденно переводил глаза с лица русского туриста на его ладонь, где, освещенная боковым светом электрической лампы, играла светотенями скульптурка желтого камня. Тело туземца напряглось, пальцы рук задрожали.