Да, в тот день и появилась статуэтка с далекого острова Пасхи! Николай так и не удосужился спросить, кто ее принес. А теперь поздно...
Преддверие зрелости, детство... Как у подводников, - переходная камера из одной среды в другую, из воды в воздух и наоборот. Оставшаяся от сновидения детская дрожь напряженного ожидания пронзила Николая Васильевича. Преддверие - еще не дверь, но уже начало входа. Здесь-то все и начинается. Что есть сама дверь? Незримая граница, соединяюще-разъединяющая линия, та же пустота. Все ключи - в преддверии, в детстве. Если бы это знать и понимать вовремя!
И неважно, сон ли к нему явился, или явь обрела очертания сна.
Важно что-то другое...
Хету говорит: "Мой остров". Мой... Я не говорю "мой". Я говорю: "Я и есть остров". Вот кто Я ... Остров в фокусе мира, светлая линза, плачущий глаз... И все это - Я. Линза мира может увеличить малое, способна унизить великое. Как повернуть...
Какие-то сумасшедшие мысли! Они тянутся от него и к нему вибрирующими струнами, уходят в космос, приходят из земных глубин. И всюду пустота, и в ней узлы напряжения, рассыпанные по лицу Земли. Где же эта самая ноосфера? Что же она молчит и не поможет плачущей Земле? Только посмотрите в Ее глаза!
Странное место Харе-пуре в Оронго. Откуда взялся костер? Пламя пылает ровно, уверенно: костер разожжен давно, не вчера даже, много раньше; бледноват, но ничего, греет.
Стены потерялись в темноте, разлилась серая однотонная пелена, мир раздвинулся в бесконечность. Сгущения темноты и света не имели четких контуров, как на недопроявленном снимке. Видимое не имеет цвета, всюду серое и светлое во взаимных плавных переходах.
Лунная мелодия... Сгущения света и тьмы колеблются на ее волнах, сжимаются и разжижаются.
Течение мыслей подчинилось лунному ритму. Пламя костра росло, раздвигая пространство готовящегося действа, выделяя первые грани вокруг сгустков темноты, плавающих в блеклом тумане.
Да какие сгустки?! Это же люди, их более десятка, они ритмично движутся вокруг костра. Темнокожие, темноволосые, в набедренных повязках из листьев. Они слышат лунную музыку и единым движением через каждые два шага выбрасывают вперед и вверх правые руки, вооруженные боевыми копьями. То останавливаясь, то приседая, танцоры свершают неведомый Тайменеву ритуал. Круг их танца расширяется, и ему пришлось вжаться в камышовые связки, чтобы случайно не помешать копьеносцам.
Мелодия усложнялась, в нее вплетались новые ритмы и звуки, вместе с тем прояснялось сознание Тайменева. Пришло понимание: исполняется боевой танец последнего свободного поколения рапануйцев, последнего перед пришествием европейцев. На зазубренных наконечниках копий сверкают белые искры, глухо постукивают амулеты на груди, звенят браслеты на руках, колышутся листья на бедрах. Готовится жертвоприношение для успеха в предстоящей охоте? Предстоит охота на людей из другого рода, которых накануне изгнали из этого святилища, но еще не уничтожили?
Страх стать невинной жертвой проник в душу Николая, несмотря на знание разновременности действа у костра и его пребывания в Харе-пуре. Понятный и объяснимый страх: вокруг костра кружились не люди, а ненависть, ужас, голод, жажда, безнравственность, невежество и безверие... В стае волков не найти столько кровожадного эгоизма.
Из темной глубины за костром выступил вперед еще один туземец, ранее Тайменевым не замеченный. От пляшущих охотников на людей он отличался высоким ростом, рельефной мускулатурой. Он двинулся к пламени мелкими плавными шагами, неся на вытянутых руках моаи кава-кава, - скульптуру сантиметров тридцати в высоту. Тайменев узнал статуэтку. Худой бородатый мужчина, сидящий на корточках, самая модная в лавках Анакены фигурка.
Подойдя вплотную к пламени, абориген со статуей на ладонях плавно опустился на корточки, повторив позу моаи. Руки его полностью скрылись в огне костра.
Тайменева осенило: сквозь Харе-пуре летит стрела времени, обращенная обратно, в прошлое. А картины у костра: иллюстрации к важнейшим вехам истории острова Рапа-Нуи. Дальнейшее развитие событий подтвердило догадку.
Танцующие при появлении человека со статуэткой моаи кава-кава остановились и замерли; после того, как статуэтка исчезла в пламени костра, тот почти погас. Тьма господствовала недолго. Пламя вновь набрало силу, осветив возникшую вдруг рядом с ним большую фигуру.