Занятый попытками провести параллели от Белого времени на острове Пасхи к древней ведической цивилизации, более зрелой и мощной, чем современная, но не оставившей никаких материальных подтверждений своей мощи, Николай и не заметил, как в его руках оказалась деревянная табличка, окантованная темно-желтой металлической рамкой.
Он стоял в складе кохау ронго-ронго! Разложенные по полкам, они занимали всю полезную площадь хранилища. Дерево было тверже и тяжелее знакомого Тайменеву эбенового дерева, природного эбонита. Да, его же вымачивали в специальном растворе для того, чтобы обеспечить длительное хранение.
Первым делом Николай опустил несколько дощечек в сумку. Поместилось всего четыре. Из хранилища-библиотеки он вышел пьяный от удачи. Дальнейшее происходило как в тумане, как в наркотическом полусне.
Напрягая слух, он определил: голос старосты Теаве, повторяющий его имя. Как Теаве оказался тут, в заваленном подземелье?
Кто-то взял его за руку, повел куда-то. Тайменев подчинился, не сопротивляясь, не выпуская из рук сумку и фотоаппарат. По тому же лазу, которым он проник в пещеру, они выбрались на белый свет. Выход прошел удивительно легко, он не только не поцарапался, но не разбередил ни одной из своих ран.
Только на поверхности он пришел в себя и вернул возможность восприятия и понимания. Самым удивительным для Тайменева было то, что ушел "Хамсин", не дождавшись пассажира. Обнаружили вход в пещеру дети из тайменевской группы у-шу, на него указало знакомое им кепи сеньора Дорадо, лежавшее невдалеке. Вход завалили малым, умело сделанным взрывом неизвестные злоумышленники. Пришлось покопаться, пока добрались до внутренностей Рано-Арои и нашли замурованного туриста.
От происшедшего и услышанного буквально кружилась голова. Но бодрость не проходила, и по-прежнему не хотелось есть. А ведь он пробыл без еды и питья столько часов!
13. Домашний арест.
"Все проходит. Даже то, что кажется невероятным на далекой земле. Все проходит. Даже неприятные неожиданности и разочарования. Пройдет и то, что придет им на смену. Нет оснований волноваться или нервничать..."
Так сказал ему Теаве после освобождения из подземного плена. Предупреждение оказалось весьма кстати. Оно сделало свою работу и Тайменеву удалось воспринять события дня спокойно и без обвинений в адрес людей, ставших ему близкими.
События, о которых уклончиво намекнул Теаве, не замедлили явиться. Провозвестниками их стали похожие на марионеток, в одежде без знаков отличия, местные служители закона, подчиненные непосредственно губернатору. Олицетворяя руки Фемиды на острове, они следили за исполнением губернаторских указов, готовы были покарать и помиловать.
"Итак, - сказал себе Николай, - Фемида и тут не беспристрастна. Представляет ее единственно губернатор Хету, без соизволения коего эти двое не имеют права носить символические пустые кобуры на ремнях, а тем более совершать реальные действия, выражающие непреклонность власти одного человека над другими. Не исключено, на острове переворот и вместо Хету командует кто-то другой. На данном кусочке суши все может быть. В любом случае Тайменев многого не соображает. Зачем это губернатору? В чем могут обвинить гражданина другой страны? Или его проникновение в пещеру без разрешения противозаконно настолько, что он подлежит аресту или задержанию, а затем и суду? Чушь какая-то. Логично предположить, что Тайменев намеренно отстал от судна, не желая возвращаться на родину. В таком случае его ждет беседа по поводу политических мотивов поступка".
- Как себя чувствует уважаемый губернатор Хету? - Николай никак не мог вспомнить полного имени правителя.
В ответ один из стражей справедливости нехотя пробурчал о прекрасном самочувствии своего владыки, чем немного успокоил Тайменева. Переворота не случилось. Он надеялся, что непонятные действия губернатора разъяснятся. Ведь надо думать о возвращении домой. А как это теперь, вне "Хамсина", с его худым бумажником? Абсолютно неизвестно, каким путем отсюда добираются до своих домов отставшие от транспортов.
Вот что значит оказаться приближенным к сильным мира сего. Уж не слепая ли гордыня да страсть к отраженному блеску привели его в пучину тягостных дум и в омут печальных событий? Николай улыбнулся: он начал думать стилем Хету. Истинно говорят на востоке: тело льва извергает мечи и копья.