В плавание к турецким берегам с пушным товаром, зерном, кожами, воском готовились корабли «Благое начало» (понимай: «Россия приветствует развитие торговых отношений»), «Соединение» (разумей: «Готовы завязать прочные отношения»).
18 августа 1700 года в Москву пришла весть из Константинополя о заключении мира с Турцией: крепость Азов с окрестной территорией отошла к России, страна получила выход в Азовское море.
На следующий день Россия объявила войну Швеции «за многие неправды и за учиненные обиды».
В Воронеже, Таганроге спешно упаковывали в крепкие футляры «образцовые кораблики», грузили на телеги и посылали в далекий путь, на север.
О том, как в те времена перевозили «кораблики» от одной верфи к другой, свидетельствует наказ сержанту и солдатам, командированным сопровождать модель:
«И велеть им дорогою ехать тихо и бережно, и тот кораблик хранить в ухабах и косогорах, и с гор спускать и в лесах и на переправах беречь и отвесть в целости, а буде каким небрежением (от чего сохранит бог) поврежден будет, за то учинена им будет смертная казнь».
«Образцовые кораблики» ехали в Архангельск, на реку Свирь и Ладожское озеро, туда, где предстояло строить флот для борьбы со шведами.
В те края была отправлена и модель 30-пушечного фрегата, изготовленная Петром. В Лодейном поле, на Свири, а позже в Санкт-Петербурге по ней стали строиться боевые корабли для борьбы со шведским флотом.
Когда в Петербурге было основано Адмиралтейство, Петр устроил при нем модель-камеру, где хранились «образцовые кораблики». Эта модель-камера и положила начало нынешнего Военно-морского музея.
Корабельный вож
— Весь музей осмотрели, не нашли тех флагов…
Перед дежурным консультантом стояли двое матросов из Архангельска.
— О каких флагах идет речь?
— О шведских, что были захвачены при участии нашего земляка.
— Когда это было?
— Двести семьдесят лет назад.
— Иван Рябов?
— Так точно!
Консультант задумался.
— Вы осмотрели только часть музея. Пойдемте со мной…
25 июня 1701 года шняка — небольшое парусно-гребное судно Николо-Корельского монастыря добывало рыбу в Белом море, у острова Сосновец. На корме, управляя рулем, сидел Иван Рябов — корабельный вож, как называли северных лоцманов.
Над водой стлался туман. Когда он рассеялся, рыбаки увидели семь судов, двигавшихся к устью Северной Двины.
— Кажется, заморские гости… — прищурился одни из ловцов.
Рабов пристально рассматривал высокобортные парусники. На их мачтах колыхались голландские и английские флаги. Обычные торговые суда? Но Рябов встревожился — уж очень они ладно маневрируют. Не шведы ли?
Беломорским поморам приходилось быть начеку — почти год как шла война со Швецией. Противник угрожал Архангельску — главнейшему в то время морскому порту Российского государства. Отсюда ходили в Европу с рыбой, салом, пушниной, пенькой, воском, шкурами морского зверя. Множество иностранных барков, бригов и баркентин с разными товарами посещало Архангельск.
Шведский король не раз грозил закрыть морские ворота России в Европу. А совсем недавно стало известно — враг спешно готовит корабли к дальнему плаванию. Ищут лоцманов, бывавших в Архангельске, «а разглашают, что хотят идти в Гренландию, где китов ловят». Рябов доподлинно знал, что сам царь Петр Алексеевич строго наказал архангельскому воеводе Прозоровскому «иметь великое опасение и осторожность»…
Чем дольше Рябов вглядывался в заморских пришельцев, тем неспокойнее становилось на душе: и очертаниями корпусов, и рангоутом очень похожи на военные корабли. А дистанцию держат как солдаты на плацу.
И вож недобрым словом помянул настоятеля монастыря. Ведь говорил, ведь доказывал ему — опасно рыбалить: слух прошел, «на море есть корабли незнаемые», а ему, толстобрюхому, свежей тресочки, вишь, захотелось. А не выполни волю монастырского владыки — разорит, погубит… Да и воевода Прозоровский хорош: опасаясь шведов, унес из Архангельска ноги за пятнадцать верст да там и залег, как медведь.
— Скорее поднимайте сеть! — приказал Рябов рыбакам. — Уходить надо!
Шняка повернула к берегу. И тотчас судно под голландским флагом бросилось за ней в погоню, быстро настигло. Чужеземцы, любезно улыбаясь, жестами пригласили кормщика на палубу. Рябов замотал головой: некогда, мол, спешим домой. И тогда пгняку баграми подтащили к борту, грохоча коваными сапогами, в нее прыгнули… шведские солдаты. Они скрутили Рябову руки и потащили на фрегат. Такая же участь постигла и рыбаков.