После своего прихода к власти в 1999 году Владимир Путин предпринял попытки добиться формализации и координации своих отношений с Западом, предлагая, по сути, широкомасштабную интеграцию России в западное сообщество в обмен на хотя бы частичное признание сугубо национальных интересов России, в том числе и в области безопасности, и в сфере влияния. Здесь очень кстати произошли события 11 сентября 2001 года, когда Россия формально как бы стала союзником США в борьбе с терроризмом. Первые годы путинского правления были отмечены однозначно прозападной политикой: были свёрнуты российские военные объекты на Кубе и во Вьетнаме, Путин активно старался инкорпорировать страну во все международные (а по сути — руководимые Западом) институты и организации, путинская элита активно превращалась в Global Russians.
Но именно стабилизация внутреннего и внешнего положения России в сочетании с антуражем Путина как «ставленника КГБ» привела к тому, что Запад стал проявлять недовольство Москвой как слишком окрепшим и подозрительным в смысле лояльности партнёром. Активизация односторонних действий США (апофеозом чего стали военные действия против Югославии и Ирака) и продолжающееся расширение НАТО способствовали тому, что политика Запада в отношении России стала приобретать всё более жёсткий и ограничительный характер. Москве расставляли флажки, при этом, по существу, не предлагая ничего взамен. Активное участие Запада в первом украинском майдане 2004 года, приведшем к «оранжевой революции», обозначило и тенденцию к более активному вмешательству западных государств в дела стран постсоветского пространства со стремлением максимально ослабить влияние России и здесь. Недовольство Путина таким характером отношений впервые ярко проявилось в мюнхенской речи в 2007 году, но снова было воспринято на Западе как «старорежимная» риторика, от которой можно отмахнуться.
В основе западного взгляда на Россию 20 лет лежало представление, что русским всё равно некуда деваться и что русские всё равно «не посмеют», не решатся на какие-либо серьёзные действия, противоречащие западным интересам.
Первым сигналом, свидетельствующим о кризисе в отношениях между Россией и Западом, стали события в Южной Осетии в августе 2008 года, когда русские впервые за долгое время посмели дать сдачи. Однако и это было воспринято в Вашингтоне как некая досадная случайность, тем более что грузины «первые начали».
Тем временем отношения России и Запада в области безопасности ухудшались — поезда шли навстречу друг другу, столкновение было неизбежно. Важной вехой на этом пути стало возвращение Владимира Путина в Кремль в мае 2012 года: на Западе, опасаясь пожизненной пролонгации правления неудобного для них политического руководителя России, негативно отнеслись к тому, что российский лидер вновь занял президентское кресло. Ответом стало раскручивание «дела Магнитского», которое фактически спровоцировало первую волну санкций против Путина и его окружения. Резко начала набирать ход кампания по поводу ущемления прав и свобод, а также распространения коррупции в России (тем более что здесь и впрямь было что сказать). К концу 2013 года из Путина и России в целом западные СМИ стали откровенно лепить «изгоев», пропагандировать идею бойкота зимней Олимпиады 2014 года в Сочи. Учитывая тот факт, что Путин поставил на сочинский мегапроект и собственный, и государственный престиж, отношение Запада к грядущей Олимпиаде, а также её игнорирование некоторыми западными лидерами стало откровенным плевком в лицо Москвы.
На этом воодушевляющем фоне на Украине грянул новый майдан.
II.
Разумеется, майдан 2013–2014 годов не имел ничего общего с «общенародным свержением коррумпированного режима Януковича» — кем бы Янукович ни был на самом деле. Механизмом обоих украинских майданов (и первого 2004 года, и второго десять лет спустя) было стремление более пассионарных в национальном отношении Центра и Запада Украины насильственным путём свергнуть доминирующих во власти представителей Востока Украины, поскольку практически на всех выборах более многочисленный Восток «переголосовывал» Западную часть страны. В результате у представителей «украинства» не оставалось иного выхода, кроме как пытаться изменить баланс власти на Украине революционным путём. Таким образом, изначально майданы представляли собой откровенно антидемократические по своей сути движения (в политологическом смысле близкие к движению «жёлтых» в Таиланде), нацеленные на узурпацию власти активным меньшинством и навязывание этим меньшинством своей воли остальной стране. Естественно, после захвата власти «западенско-киевская» меньшая часть старается закрепить новый порядок, принимая меры по ограничению влияния «восточных» и по насильственной украинизации.