— Это может всё испортить, но я этого точно не помню. У него, по описанию, было худое, аскетичное лицо, это высокий старик, слегка сутулый и с тихим голосом.
— Всё правильно, он был проповедником-унитаристом.
— Он сказал: 'Скажите Ланни отложить эту поездку. Ему угрожает беда'. Он повторил три раза: 'Опасность! Опасность! Опасность!' и затем исчез.
— Это очень интересно, Лорел.
— Это ужасно испугало меня, я извинилась перед Агнес, вышла и позвонила из автомата.
Опять Ланни, возможно, сказал бы: «Значит ли это так много для вас?» Но голос сказал: «Опасность!» и более трех раз. Он сказал: «Вот один из тех случаев, когда не знаешь, что думать. Вы обдумывали неприятности, которые могли произойти со мной, вы говорили об этом прошлой ночью. И, конечно, все эти факты о двоюродном деде Эли возможно были в вашем подсознании, конечно, они были в моем. Вы вошли в транс, и ваше подсознание делает из этого немного драмы».
— Значит, вы не верите в предостережения?
— Я вынужден верить в них, я читал о многих случаях. Они такие же старые, как история, но это не значит, что каждый страх это настоящее предостережение. Если бы мы в это верили, нам было бы тяжело жить вообще.
— Вы не можете отложить это путешествие?
— Не возможно, Лорел, вы не представляете, как трудно в эти дни получить место в самолете.
— Но даже на день или два?
— Слушайте, моя дорогая, сказал ли этот голос, в какой я буду опасности?
— Нет, только то, что я сказала.
— Итак, что мы можем заключить? Мы находимся под угрозой столкновения здесь, в Центральном парке. Меня могут убить по дороге в аэропорт. Меня можно легко убить в лондонском затемнении. Один астролог однажды сказал, что я умру в Гонконге, но я не собираюсь ехать в Гонконг в эту поездку. Почему его предостережение не должно быть таким же хорошим, как у Отто Кана? Исследователи парапсихологии собрали статистику о предостережениях, которые сбылись, но кто когда-либо считал те, которые не оправдались? Думаю, они могут быть десять к одному, возможно, сто к одному.
Так весело он пытался утешить ее. Он пригласил ее на ужин в маленьком неизвестном кафе и вёл себя как можно приятнее. Если это могло бы помочь! Когда он прощался с ней на углу рядом с ее домом, он сказал: «Я не могу телеграфировать вам из Англии, но я пришлю вам открытку, чтобы вы знали, что я в безопасности. Я не должен подписывать свое имя. Я подпишу её 'Брат', что может тронуть сердце цензора».
«Спокойной ночи, брат», — сказала она. Он подумал, был ли в ее голосе слабый намёк на иронию?
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Тех, кто в опасности вдали от берегов [69]
I
РОББИ отправил своего человека в город, и Ланни отвез его в аэропорт Вашингтон на Лонг-Айленде, затем вернул ему машину и убедился, что он уехал. Когда тот скрылся из глаз, произошла метаморфоза. Ланнинг Прескотт Бэдд превратился в Ричарда Терстона Харрисона. Путешественник оставил свои старые сумки в машине, потому что на них были его инициалы. Он оставил в них всё, что могло бы его идентифицировать. Он даже удалил с одежды метки прачечных, которые иногда содержат инициалы. Он поднялся на борт самолета новым человеком. И несколько часов спустя вышел на почву Ньюфаундленда в аэропорту Гандер возле длинного озера с таким же именем.
Это был военный аэропорт огромных размеров, совместно построенный британскими и канадскими военно-воздушными силами. Теперь Америка тоже использовала его. Это был её шаг вступления в войну. Пятясь назад от мирных устремлений, ее голос громко заявлял, что она не делает этого шага. В аэропорту находились сотрудники Пан Американ Эйрвэйс, все еще носящие свою изящную синюю форму. Но их гражданская служба была приостановлена, и они перевозили только пассажиров, которых предоставляли Армия, Флот и Госдеп. А правительство оплачивало счета. На поле стояли рядами огромные резервуары с бензином. И там шло новое большое строительство, которое посетителям осматривать не поощрялось.
Эта деревня у холодного голубого северного озера стала одним из величайших воздушных центров в мире. Здесь собирались большие самолеты многих типов со всей Канады и Соединенных Штатов. Они улетели, и только небольшой процент возвращался, чтобы вернуть пилотов для следующего рейса. Самолет, который должен был перевезти таинственного мистера Харрисона, стоял возле входа в поле с трапом у дверцы. Четырехмоторный транспортный Боинг выглядел видавшим виды, но крепким. Ланни догадался, что он вернет пилотов. Его багаж был уже доставлен на борт, но ему сказали, что будет задержка. Погодные условия были неудовлетворительными. На некотором расстоянии от поля находились радиовышки, а в офисном здании люди с наушниками слушали сообщения метеостанций по всему миру. Штормы не были сверхъестественным явлением, и их пути можно было нанести на карту. Штормы были особенно распространены в это время года, и от их местоположения зависело, полетит ли самолет в Гренландию, Исландию или Шотландию.
Такие вопросы находились в руках высших сил. Мистер Харрисон некоторое время прогуливался, разминая ноги, а затем нашел себе место на скамейке. Там он погрузился в упражнение, которое стало второй натурой. Он стал в уме декламировать формулы и виды атомного распада. Но он не смог продолжать это очень долго. Место рядом с ним занял белокурый молодой человек в темно-синей форме Пан-Ам. Он зажег сигарету, сделал пару задумчивых затяжек и заметил: «Сейчас так много тумана, и как мы ненавидим его!»
Ланни был не прочь поболтать, время для размышлений у него будет во время полета. Парень в возрасте двадцати лет сказал, что он покинул колледж, чтобы стать штурманом во время этого кризиса. Он не был штурманом самолета Ланни. Он прибыл рано утром, поспал и через пару дней опять в рейс. «Унылое место», — сказал он, — «и нечего делать. Туземцам не хватает еды, или, может быть, они не умеют её готовить».
Он обсуждал жизнь этих новых «перегонщиков». Ничего о количестве или типах самолетов или о чем-либо, что может быть военной тайной, и он даже не спрашивал имя своего собеседника. Он просто рассказывал впечатления о своей жизни. Забавная жизнь, потому что теряешь четыре часа каждый раз, когда летишь на восток. Поэтому не хочешь есть во время обеда или спать ночью. И как только начнёшь привыкать к этому, летишь на запад и получаешь лишние четыре часа. Поэтому ходишь голодным перед едой и спишь днём. У тебя нет страны, и а твои часы всегда врут. Но это можно выдержать, потому что получаешь восемьсот в месяц плюс оплату всех расходов. Пилоты получают тысячу.
Затем он рассказал о маршруте, на котором не было земли и хорошей погоды, что, конечно же, не было военной тайной. Были туманы, и все, что мог сделать ваш пилот, — это следить за лучом. Ему помогал пилот-робот. Американцы назвали его «Железным Майком», а британцы «Джорджем». Всегда будет лед, и радио даст вам «уровень замерзания», ниже которого нельзя лететь. У Пан-Ам была своя система полётов, которой она гордилась. Она называется «кривой Howgozit (Каконолетит)», синтез пяти кривых, показывающих пройденные километры в сравнении с количеством литров потребляемого топлива, количеством литров по сравнению с часами полета и т. д. На основе этой диаграммы капитан определил так называемую «Точку не возврата». И если цифры были опасными, он разворачивался назад, прежде чем эта точка была достигнута.
«Вы когда-нибудь попадали в аварию?» — спросил путешественник.
— Однажды в открытом море. Я провел семнадцать часов на резиновой лодке, прежде чем нас нашел Дамбо.
— Что такое Дамбо, если это не секрет?
— Разве вы не видели кинофильм про слона, который научился летать, размахивая ушами? У летающей лодки большой неуклюжий корпус, и мы смеемся над этим, но поверьте мне, он прекрасно выглядит, когда промокнешь, а пальцы рук и ног начинают замерзать.
69
[69]