III
Все пассажиры и часть экипажа выстроились вдоль борта, когда карета скорой помощи прибыла на пирс. Инвалид был перенесен на хирургическую каталку, одну из таких кроватей на резиновых дутых колесах, которые используются в больницах для перевозки пациентов на операции и обратно. Реверди сказал, что это удобная вещь на борту, и он завёл бы её раньше, если бы подумал. Ланни мог бы спать на ней все время, если захочет. Но Ланни сказал нет, он скоро начнёт ходить. Чтобы показать, насколько он здоров, когда каталка добралась до палубы яхты, он сел, чтобы пожать руку друзьям, которые собрались вокруг него.
Он был счастлив, как птица, выпущенная из клетки. Такая замечательная вещь иметь возможность оглядываться вокруг и чувствовать солнечный свет на своём лице и руках! Он был бледен после шестинедельного заключения, но солнце скоро это исправит, и он почувствовал, что процесс уже начался. Представьте себе, что сегодня холод субарктики, а завтра ласковое тепло субтропиков! На всех здесь был белая одежда из льна или фланели, а Ланни не забыл захватить летнее снаряжение в Галифаксе.
Появилась Лизбет. И как она выглядела в костюме для парусного спорта! Это было так, как Ланни впервые увидел ее в Заливе Жуан. Будьте уверены, что костюм был идеально подогнан, а также отлично выстиран и выглажен человеком, который был на яхте, чтобы выполнить эту специальную работу. Мягкая светлая французская кремовая фланель с синей отделкой. И к ней шли прекрасные щеки, которые не нуждались в макияже, и мягкие каштановые волосы, которые были идеально причёсаны. Лизбет покраснела от счастья, как июньская невеста [76], и, возможно, она так сама о себе подумала. Она никогда не выглядела такой очаровательней. Ланни решил, что принял мудрое решение, и что эта поездка принесёт безупречное удовольствие.
Владелец яхты, рассказав об игре в гольф, в которую играл, и о рыбе, которую он поймал, заметил небрежно: «Мы не будем двигаться до утра, потому что у нас есть еще один пассажир, прибывающий ночным поездом из Нью-Йорка. Это моя племянница Лорел Крестон».
Это было подобно внезапному удару молнии с неба, или взрыву бомбы, сброшенной с самолета! К счастью, человек, который с детства научился быть дипломатом, и который был тайным агентом в течение многих лет, умел не допустить выражение ужаса на своём лице. Это случилось. Ланни обсуждал с Лорел, как они будут вести себя, если и когда судьба соберет их вместе в присутствии «Дядя Реверди». Вздохнув, Ланни смог заметить: «Лорел Крестон? Она писатель?»
«Да», — ответил другой. — «У нее было несколько рассказов в журналах. Один из них, который я читал, оказался неплохим. Она позвонила, что планирует начать работу над романом, и подумала, что круиз обеспечит ей необходимую тишину. Поэтому я сказал ей приезжать».
«Это звучит очень интересно», — был невольный комментарий Ланни.
IV
Позже он успел проанализировать сложившуюся ситуацию и решил, что она явилась следствием его недавнего письма Лорел. В тот же момент, как она получила его, она позвонила своему дяде, спросив, будут ли ей рады. Это было понятно. Но почему она это сделала? Возможно, она ценила знания Ланни о Германии и хотела, чтобы он был рядом, когда она писала. Это было возможно. Но, другой возможностью было представление о Ланни, как о луче света в темном царстве. И Лорел внезапно решила не допустить, чтобы Лизбет была с ним в течение шести месяцев и, возможно, всей жизни!
Внутренние голоса говорили ему, что это настоящая причина, и ему не нужно обманывать себя. В письме Лорел он написал, что он расстался с опасным заданием за границей, что фактически означало, что он может думать о любви и браке. Все женщины психологи. Они должны были быть таковыми, чтобы выжить на протяжении веков. И особенно это относится к той, кто надеется выжить как писательница для других женщин. Медсестры в госпитале понимали, что беспомощный человек в постели требует сочувствия и внимания. И, несомненно, женщина, чей ум создал «Кузину Гауляйтера», была не менее сообразительной! Теперь «Мэри Морроу» ехала в поезде из Нью-Йорка с чемоданом, полным рукописей, и парой сундуков полных одеждой, и у нее в голове созрела цель победить свою кузину Лизбет и выиграть живой приз в конкурсе обаяния!
Возможно, такие мысли Ланни Бэдда были самомнением. Но агент президента тоже должен быть психологом, и этот человек наблюдал за женщинами с тех пор, как он мог помнить себя в детской. Если в них было что-то неблагоприятное, о чём его мать не рассказала ему, то ему об этом рассказали Эмили, Софи и Маржи, Розмэри и Ирма, Марселина и Мари де Брюин. В дополнение к этим авторитетам во плоти была пьеса Бернарда Шоу Человек и сверхчеловек, которую Ланни читал, задыхаясь от смеха. Да, конечно, когда женщина встречает подходящего человека для своих биологических целей, она идет за ним. Она может быть слишком высокомерной по духу, ее, возможно, научили такому поведению в городе, чья правящая группа всегда была южанами и отказалась «изменяться». Но когда она встречает подходящего мужчину, она начинает крутить паутину, как паук, и все другие женщины подходящего возраста на это время становятся ее конкурентами.
Так этот инвалид, лежащий на каталке с резиновыми дутыми колесами, внезапно увидел круиз Ориоля в совершенно новом свете. Уже не как пребывание на земле вкушающих лотос, а как биологическое поле битвы, рыцарский турнир, дуэль. Ему на ум пришли многие подобные сравнения. В конце концов, он остановился на старой шотландской фразе, и нарядная белая сияющая яхта Ориоль превратилась в «a pretty kettle of fish!» [77].
V
Ланни не было на палубе, когда на пирс прибыло такси с Лорел. Он не встретился с ней до следующего утра, когда его выкатили на солнце, одетого в новую белую льняную одежду. Яхта скользнула по реке Майами и вышла в Залив Бискейн. Лорел была со своим дядей, он в костюме настоящего яхтсмена, а она в голубом летнем платье. «Лорел», — сказал шкипер, — «это мой друг Ланни Бэдд». И затем к Ланни: «Это моя племянница, Лорел Крестон». Дамам всегда предпочтение.
Оба они выучили свои роли. Лорел сказала: «Мне приятно с вами познакомиться, мистер Бэдд. Я слышала о вас». Ланни сказал: «Я думаю, что видел вашу работу в журнале, для меня это большая честь». Очень формально, очень хорошо, но в их тайниках сердца смятение чувств! Лорел подумала: «Простит ли он меня?» Ланни думал: «Смею ли я подмигнуть?»
Странная интрига. Подозреваемый пока ещё невиновный. Эту интригу начал агент президента, потому что он не осмелился рассказать кому-либо, что он помог женщине, которую искало гестапо, убежать из Германии. Лорел согласилась на это, потому что она не хотела, чтобы ее дядя знал, что она хранила «красную» литературу в своём сундуке в Берлине и помогала анти-нацистскому подполью. Она и Ланни считали ненужным упоминать о своих встречах в Германии. Но этот простой секрет повлёк за собой новые утаивания. До сих пор существовали большие куски их жизней, о которых они никогда не должны упоминать. Лорел могла сказать, что она побывала на Французской Ривьере, но никогда, что она была гостем матери Ланни. И ничего об этих восхитительных автомобильных прогулках в Нью-Йорке и его окрестностях. И ничего о ее даре медиума, потому что, если бы она рассказала об этом, гости захотели бы посещать сеансы. И кто мог догадаться, что Отто Кан мог рассказать о прошлых событиях? Целые куски были вырезаны из их жизней! И они всегда должны придерживаться официальных обращений, «Мистер» и «Мисс», по крайней мере, пока они не пробудут на яхте некоторое время.
Сюда пришла Лизбет, одетая в своё самое красивое, и готовая обратить своё полное внимание инвалиду. Так что Лорел решила тактично уйти с пути, взять книгу и углубиться в нее. День и ночь, Лизбет была там и смотрела, как ястреб. Ястреб-леди, которая, по-видимому, имеет не менее острое зрение, чем ее партнер, и может иметь двойную обязанность следить за тем, чтобы партнер не посещал насестов других леди ястребов. С первого часа стало ясно, что он был гостем Лизбет, почти ее собственностью. Именно на нее он должен был обращать своё внимание, и для любой другой женщине на борту отвлечение его от этой обязанности, было бы наглостью, если не изменой. Но на борту яхт так не делалось, и все изысканные и осмотрительные люди понимали это.