Робби Бэдд, обсуждая дочь Холденхерста, сказал откровенно и искренне: «Если ты спросишь меня, я бы схватил Лизбет и проанализировал всю ситуацию после этого». Это было то, что Робби сделал в случае с Мейбл Блэклесс, иначе Бьюти. И результатом его быстрого активного действия был Ланни Бэдд. Может быть, где-то в преддверии будущего был Ланни-младший, требующий прийти в мир? Если бы он пришёл через Лизбет, он был бы красив и искренен, а если бы он пришел через Лорел, он мог бы быть маленьким, но умным. Что бы выбрал Ланни? Эти биологические споры все время возвращали ему в голову слова старой английской песни: «Как счастлив с любою я бы был, Будь порознь они, а не вместе» [15]
VIII
«За работу!» — скомандовал суровым голосом долг. А ведь агенту президента хотелось больше всего взять Лорел Крестон на другую автомобильную прогулку и показать ей, скажем, прекрасный Беркшир, где холмы уже приобрели осенние оттенки. Или долину Гудзона, вдоль Палисадов и до того места, где сквайр Крум Элбоу содержал так называемый «летний Белый дом». Но нет, он должен был позвонить человеку, которого он ненавидел. Форрест Квадратт, называвший себя самым патриотичным американцем, был самым высокооплачиваемым пропагандистом Гитлера в Новом Свете. Все, что должен был сделать Ланни, это позвонить, и его пригласят в элегантную квартиру на Риверсайд-драйв, чтобы встретить там какого-нибудь нациста-юнкера или какого-нибудь богатого американца, который стремился спасти мир от большевизма.
В Ньюкасле Ланни ожидало письмо, говорившее: «Я очень хочу вас видеть, у меня есть что-то особенное для вас. Поэтому, когда он позвонил, бывший поэт воскликнул: «О, я так рад! Не могли бы вы подойти к обеду?».
Модный Ланни Бэдд, который остановился в Ритци-Уолдорф, мог позволить себе роскошь прогулки пешком. На самом деле было мало пользы иметь автомобиль в Нью-Йорке, особенно в переполненные часы к вечеру. На Пятой авеню машины ползли медленнее, чем быстрый пешеход. Состоятельные горожане забыли, как пользоваться своими ногами, но Ланни исходил береговые тропы Средиземного моря, переулки Англии и Тиргартен, и здесь, парк, который чудесным образом был представлен посреди острова Манхэттен. Он был крайне необходим для семи миллионов жителей, которые находились в процессе медленного удушения.
На этой скалистой почве когда-то были леса, а индейцы охотились на оленей и диких индюков с луками и стрелами. На этой великой реке малюсенький корабль Генри Гудзона отплыл, ища проход на Дальний Восток и в уверенности, что он там должен быть. Белые люди выменяли остров у индейцев за товары стоимостью двадцать четыре доллара, вырубили леса и взорвали скалы и покрыли двадцатикилометровый остров сотнями длинных узких каньонов со стенами из камня и гранита и полами из асфальта и бетона. Жители стали новой породой троглодитов, обитателей пещер, или, может быть, лучше сказать обитателей камер, их дети едва ли знали, как выглядят лошади и коровы, и, несомненно, никогда не видели оленя или дикую индейку, если только это было не в зоопарке в Бронкс-Парке. Буквально тысячи камер были собраны вместе, все пронумерованы так, чтобы можно найти ту, которую вы хотели, и каньоны были также пронумерованы по той же причине.
И камеры и каньоны были яркими как ночью, так и днем, и было увлекательно ходить и наблюдать разнообразие человеческих типов, которые искали убежища на этом маленьком острове. Там было больше евреев, чем в Иерусалиме, больше итальянцев, чем в Риме, больше греков, чем в Афинах, больше негров, чем во многих африканских странах.
Итак, Ланни прогуливался по Пятой авеню со её магазинами, демонстрирующими алмазные диадемы и двойные нитки жемчуга, крошечные флаконы духов, за которые вы могли бы заплатить сто долларов, шубы из соболя и синей лисицы и шиншиллы, которые могли бы выжать из вас многие тысячи. Здесь были все формы соблазнения, которыми могла бы соблазнить женщина, и элегантные лимузины, в которых их можно было умчать на рандеву. Роскошные магазины постепенно возникали на Пятой авеню, призывая миллионеров из дворцов и даже богов из их храмов. Автомобили выливали серые пары, вредные для легких, поэтому Ланни был рад, когда он вошел в широкие пространства Центрального парка, а оттуда к великолепным видам на Риверсайд-драйв и закат над Гудзоном.
IX
У Ланни Бэдда было одно плохое качество для роли секретного агента. Он не верил в злых людей. Он видел много таких, но это не изменило его характера. Он уходил и думал о человеке, с которым разговаривал, пытаясь найти оправдания для него. И выяснить, какие конкретные обстоятельства, какие несчастные переживания, сделали его злым. Итак, что теперь с этим германо-американским казуистом с бледным, пастообразным лицом, с толстенными очками, мягким вкрадчивым голосом и кротким, даже оправдывающимся поведением. Что заставило его привязать себя к хвосту дикого нацистского воздушного змея? Желание денег? Но он был способным писателем и всегда смог бы заработать себе на жизнь. Досада, потому что он считал себя великим поэтом, а критики не обращали на него внимания, которого он требовал? Амбиция, стремление к власти? Если бы он решил, что Адольф Гитлер действительно собирается покорить мир, и что Форрест Квадратт может стать доктором Геббельсом для западного полушария, или гаулейтером Нью-Йорка, или тем и другим вместе?
В этом Ланни убедился. Этот не слишком крепкий и ни в коем случае привлекательный маленький человечек действительно верил в понятие расы господ и был уверен, что он принадлежит к высшему классу бытия. Говорят, что он был внебрачным внуком одного из кайзеров, и, возможно, это был источник его стремления к власти. Он был уроженцем Америки и неутомимо называл себя американцем и сторонником демократии, но это был чистый камуфляж и шаблонные фразы. Все его идеи и вкусы были как у аристократа, как и его привычки, насколько позволяли обстоятельства.
Главным мотивом его жизни, казалось Ланни, была ненависть к Британской империи. Английские аристократы считали себя правящей расой, и повсюду унижали и оскорбляли немцев. Сначала англичане добрались всюду и захватили лучшие части земли и думали, что владеют ими навсегда и по божественному праву. Повсюду они блокировали немцев и окружили их- die Einkreisung [16]- и неслыханным коварством они смогли обмануть Соединенные Штаты и вовлечь их в свои войны. Безжизненный цвет лица бывшего поэта вспыхнул, когда он рассказал о том, как его родная страна вмешалась и вырвала победу у Германии в Первой мировой войне, и теперь он с яростью трудился, чтобы не допустить этого во второй раз.
С этой целью он написал полки книг под разными псевдонимами. С этой целью он сочинял речи для конгрессменов и сенаторов, доставлял их и печатал в Конгрессе, а затем рассылал по всей стране, пользуясь бесплатной рассылкой Конгресса. С этой целью он собирал деньги у богатых немцев и ирландцев, у пацифистов, матерей и всех людей, которые хотели заставить Америку избежать войны. Он помогал организовать пикетирование Белого дома, осаду Конгресса и массовые митинги и парады по всей стране. Он был горячо ревностен во всем этом, но у него тоже был циничный юмор. И он рассказывал сыну президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, инсайдеру, со смехом о слабостях людей, которых он обманул. Рядом с Британией у него была особая ненависть к Франклину Д. Рузвельту.
Ланни, слушая, подумал: Рузвельт слишком умен для него! У Рузвельта в сумке тоже есть трюки! По мнению бывшего поэта, президент вел страну прямо в войну и делал это путем серии обманов. Победа над ним на предстоящих выборах была второй по значению в немецком сознании после выигрыша войны Люфтваффе в небе над Лондоном. Он спросил мнение Ланни о шансах обоих этих конфликтов и с увлеченным вниманием слушал, что его гость увидел и узнал во Франции. Необыкновенная вещь, как человек смог присоединиться к немецкой армии и иметь несколько бесед с фюрером. И к тому же рассказывал об этом в непринужденной, обычной манере, как если бы это была самая обычная вещь, которую мог бы сделать любой, если бы был достаточно заинтересован в мировых делах!