Самый странный бизнес в мире, каким он казался сыну президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Этот бизнес предоставлял сновидения всем народам земли. Возраст киноиндустрии был сравним с возрастом Ланни, и люди там росли вместе с ней и не находили её странной. Крупные бизнесмены киноиндустрии очень мало отличались от тех, кто поставлял одежду в Нью-Йорк и другие города. Там тоже нужно было знать моду. Элегантность была еще одним видом сна, и капризы публики могли вознести или потопить. Люди, которые производили и продавали развлечения, покупали услуги других мужчин и женщин, как это делали издатели газет. Они оценивали ценность этих людей и то, что можно было извлечь из их талантов.
Если человек написал роман бестселлер, то они могли бы нанять его писать для них за несколько тысяч долларов в неделю. Его посадили бы в комнате с пишущей машинкой и секретарем. Если бы им нечего было предложить ему в тот момент, они могли бы забыть его на шесть месяцев. Но они не видели причин, по которым он должен был возражать, пока получает свою зарплату. Его бестселлер, возможно, имел отношение, скажем, к страданиям арендаторов-издольщиков в Луизиане, но они могли бы заставить его работать над сценарием, связанным с тайной убийства на Гавайях. Можно услышать полдюжины анекдотов, подобных этому, в утренних разговорах в Сан Симеоне, но не надо смеяться. Достаточно вежливой улыбки.
К этому времени президентская кампания достигла своего апогея, и большая часть разговоров гостей была связана с этим вопросом. «Этот человек в Белом доме» пытался ухватить третий срок [20], и большинство лучших людей в киноиндустрии, как и лучшие люди во всех других отраслях, считали, что спасение страны зависит от отпора этой наглой амбициозности. Каждое утро приходил Examiner, а после обеда Herald-Express, газеты Херста, заполненные передовицами и колонками, с подтасованными новостями, все в бешеной попытке дискредитировать администрацию. Гости читали эти газеты и говорили в том же духе. Ланни не слышал никаких возражений. К нему подходили только два или три человека, которые мягко высказались, что дела в стране будут идти так же, будь то Уилки или Рузвельт. Но на них смотрели, как на людей с очень плохим вкусом, и Ланни держался подальше от них.
VII
Каждый день в Сан Симеон авиапочтой прибывали номера восемнадцати газет Херста со всей Америки. Предположительно, один человек не мог их всех прочитать, но он мог проглядеть их парой глаз, имеющих полувековой опыт. Потом он будет диктовать телеграмму главному редактору каждой газеты, говоря, что там не так, и телеграммы были известны своим энергичным языком. Так было с 1887 года, когда Уилли Херст получил газету своего отца San Francisco Examiner, вскоре после того, как был изгнан из Гарвардского университета за то, что отправил каждому из своих профессоров элегантный pot de chambre (ночной горшок) с именем профессора написанного золотыми буквами внутри.
Время от времени этот взрослой плейбой уходил из компании своих гостей и садился в угол Большого зала, и, положив блокнот на ручку кресла, начинал писать свинцовым карандашом. Никто не мешал ему в такие моменты, поскольку они знали, что он пишет директиву, которая изменит политику его газет или, возможно, передовицу, которая изменит политику правительства Соединенных Штатов. Иногда эти передовицы будут подписаны именем их автора, и в этом случае они выйдут в двух столбцах большого размера. Или они могут быть опубликованы как обычные передовицы, но тогда во всех газетах в тот же день.
Передовицы были похожи на проповеди, и если знать автора, то можно хорошо написать текст за него. Уилли Херст ненавидел Британскую империю с тех пор, как он пустил свой первый фейерверк 4 июля. Он ненавидел Францию с 1930 года, когда его выдворили из этой страны после того, как привёз всех гостей Сан Симеона на экскурсию в Европу по своей прихоти. Он ненавидел красных и розовых, всех их разновидностей, с тех пор, как они обещали выполнить программу, которую защищал Уилли, когда он надеялся стать кандидатом народа. Он ненавидел Ф.Д.Р. за то, что тот преуспел там, где Уилли потерпел неудачу, и особенно за то, что тот ввёл подоходный налог, который заставил Уилли расстаться со своими художественными сокровищами и с финансовым управлением его сетью изданий. Ланни внимательно следил изо дня в день и был совершенно уверен, что он узнал, как появляются передовицы его хозяина. Для того, чтобы секретный агент не просто слушал, ему приходилось высказывать идеи и быть уверенными, что его идеи были теми, которые его слушатель хотел услышать. Впоследствии он морщился, когда обнаруживал, что эти идеи распространяются тиражом в пять миллионов экземпляров, иногда в тех же словах, которые использовал он. Эта новая команда Уилли-Ланни говорила американскому народу: «Если американцы хотят войны, они должны обязательно переизбрать мистера Рузвельта. Хотят они войну или нет, они обязательно её получат, избрав его».
И снова: «Конгресс в самый тяжелый час в истории республики перестает функционировать конституционно. Его не спрашивают, хочет ли он войны или мира. Народ, высшую силу нашей демократии, отстраняют от официальных дверей в Вашингтоне, за которыми нас продают и двигают к войне и экономическому рабству».
И опять же: «Своей пагубной системой политической щедрости и грабежей государственной казны и ее порочными призывами к классовому сознанию, которое неизбежно порождает классовую ненависть, Новый курс действительно потрудился, чтобы заставить Америку стать покорной толпе, но ни закон, ни демократия не могут выжить в стране, где правит толпа».
VIII
Пришёл день выборов, 5 ноября 1940 года, и в Сан Симеоне осталось мало гостей, потому что они считали своим долгом разъехаться по своим домам и отдать свои голоса против великого Американского Диктатора. Но после голосования они прибыли с полной загрузкой самолёта и на автомашинах, чтобы играть в теннис, кататься верхом и плавать, пока не придёт время включить радио в Большом зале и прослушать результаты выборов. Калифорния, отставая от Востока на три часа, получила ранние результаты выборов во второй половине дня. А к пяти часам они пошли потоком, а к ужину все кончилось, и все знали, что третий срок охватил страну. Уилки удалось получить только десять штатов. И он смог выиграть восемь по сравнению с тем, что удалось добиться республиканскому кандидату четыре года назад.
Ланни не мог вспомнить, когда он ещё видел такую большую коллекцию несчастных лиц. Разумеется, не с тех пор, когда он был в старом сером задымлённом здании на Даунинг-стрит, в доме британского министерства иностранных дел, ночью или, скорее, ранним утром, когда Гитлер начал свой поход на Польшу. Разговор в трапезной Сан Симеона шёл вполголоса, и продолжался не так долго. Ланни задавался вопросом, ломал ли Голливуд комедию, чтобы угодить хозяину, или они действительно стали верить в собственную пропаганду? Во всяком случае, это было похоже на похороны, и смех был бы шокирующим нарушением этикета.
Позже вечером в частном кабинете хозяина у агента президента состоялся серьезный разговор, для которого он пересёк континент. «Нами овладело горькое разочарование, мистер Херст», — начал гость, — «и прежде чем я уеду, я хотел бы узнать, что вы об этом думаете, и что я должен сказать моим друзьям за границей».
Мистер Херст думал, что страна была в страшном хаосе, но он ничего не мог с этим поделать. Американский народ заварил кашу и должен её и расхлёбывать. Они зажгли под собой жаркий огонь и теперь тушатся в собственном соку. Раздосадованный старик предсказывал серию бедствий, в которых попадание в войну было только началом. Будет накапливаться государственный долг, и единственный выход будет объявление национального банкротства. Промышленность страны перейдёт на военные рельсы, а также как и ее рабочая сила, и когда этот ужас закончится, какая бы сторона ни выиграла, эта проиграет. Будет такая безработица, которую никогда не видели в мире. Будут забастовки, беспорядки и восстания. Хуже всего, что в Кремле будет сидеть Красный Диктатор, весело хихикая. Он будет накапливать свою военную мощь, и в конце концов станет единственной силой, оставшейся в Европе. Ему даже не придется применять оружие, чтобы овладеть ею, его коммунистические агенты сделают это с помощью пропаганды. И страны банкроты попадают ему в корзину, как много спелых персиков. Ланни подождал, пока эта Книга «Плача Иеремии» не достигнет последней главы, а затем он сказал: «Я согласен с каждым словом, которое вы сказали, мистер Херст. Мой отец говорит то же самое со времени Мюнхена. Я думаю, что большее число наших ответственных бизнесменов осознают опасности, и есть некоторые из них, с которыми я беседовал, кто не склонен сидеть и подчиниться капризам судьбы».
20
[20]