Выбрать главу

Конечно, президентский агент не мог позволить увидеть себя, распивающим коктейли с кем-либо из левых. Он проводил время в обществе Сесила де Милля и майора Руперта Хьюза, а также Виктора Маклаглена, который организовал кавалерийский отряд из чистейших патриотов с целью держать профсоюзы в узде. Ланни хотел знать, как эти солдаты кино снимали последнее поражение на избирательных участках, а также кто собирал деньги для людей, которые разбрасывали листовки с крыш офисных зданий в Лос-Анджелесе, призывая к революции нацистского стиля в этой сладкой стране свободы.

Но это была не та работа, которая была назначена агенту президента 103, поэтому через некоторое время он принял меры предосторожности и позвонил Бейкеру по междугороднему телефону. Ему сказали, что его шеф уезжает на неделю на каникулы в Карибском море. Ланни, замученный совестью, ответил: «Я приеду через шесть дней, возможно через пять», и упаковал свой багаж и выехал через час.

Он поехал южным маршрутом, частично, чтобы избежать снега в Скалистых горах, и отчасти для того, чтобы увидеть землю своих отцов. Он ехал обратно через апельсиновые рощи, но вместо того, чтобы повернуться на север, он продолжил движение на восток по финиковой стране мимо гор, называемых «Шоколад», выглядевших очень вкусно издалека, но на деле бывших жаркими и смертельно сухими. Он пересек реку Колорадо по другому длинному мосту, и там была Аризона, земля Апачей, давно прирученных и в основном ушедших. Здесь было больше массивов рушащихся гор, камней любого цвета, от размера гальки до размера города, и похожих на скульптуру любой формы. Дорога вилась по ущельям, карабкалась на высокие хребты и спускалась в широкие орошаемые долины и проходила через города, которые были пустыней всего лишь поколение назад.

Ланни взял на себя обязательство проехать пять тысяч километров за пять или шесть дней, поэтому ему приходилось постоянно быть за рулём, кроме еды или сна. Он чувствовал острую боль в затылке из-за напряжения головы при движении машины. Он преодолел это, как он это делал много раз. Пейзажи за окном не развлекали его, а когда он уставал, то получал устную картину современной истории. В любом месте он мог поймать какую-нибудь радиостанцию, которая предоставляла ему картину большой воздушной войны. Лондон все еще держался, а Королевские ВВС чудом продолжали сбивать больше, чем теряли. Немцы в Англии ещё не высадились.

К полуночи, выйдя из горного перевала на высокое плато, он увидел проблеск многих огней, как будто это была миниатюра Великого Белого Пути. Это был автомобильный лагерь, произведение автомобильного века в этом далеком западном штате. «Мотели», так называли некоторых из них, потому что люди здесь смело управлялись с языком, как с пейзажем. Ряд ярко раскрашенных кабинок был установлен рядом шоссе, расстояние между каждой кабинкой и следующей было крытым местом для автомобиля. Внутри кабинки была спальня с двумя односпальными кроватями, а иногда и диван для ребенка. А также ванная комната и мини-кухня. Все было очень аккуратно и опрятно, и вы заплатите два или три доллара и будете использовать это убежище до полудня следующего дня.

Утром вы найдете автозаправочную станцию, продуктовый магазин и стойку для еды, где можно получить апельсиновый сок или кофе, а также тосты и яйца. Ланни никогда не видел ничего подобного в отсталой Европе и даже в самодовольных восточных штатах. Он решил, что, когда ужас нацизма и фашизма будет изгнан из мира, он не хотел бы ничего лучше, чем провести год, проезжая по национальным дорогам Запада и посещая его национальные парки. Он выехал из этого «мотеля», размышляя над вопросом, кто будет ехать рядом с ним, Лизбет Холденхерст или Лорел Крестон? Молодежь или зрелость, красота или мозг, плодовитость или философствование?

II

Сейчас это был юг Нью-Мексико, такая же страна, а затем машина Ланни покатилась вниз с высоких хмурых гор в яркий и сияющий Эль-Пасо — «Проход на Север». На этой сухой земле всё должно было быть ярким, так как здесь не было ни туманов, ни пыли, кроме как во время штормов. Автомобиль мчался по широкой долине Рио-Гранде, прославленной в истории и в песнях. Горы были мрачными и суровыми, такими же были глинобитные дома мексиканцев. Серое бетонное шоссе имело коричневую полосу в центре. Такая гармония цветов порадовала бы Уистлера, и если бы он нарисовал ее, он назвал бы это «гармонией» или» аранжировкой» или чем-то вроде этого.

Какой-то недобрый человек сравнил Техас с адом. Но на самом деле Техас — это континент, и его можно сравнить с большинством разных мест. Холмы исчезли, и там были бесплодные сухие равнины, которые незнакомец мог ошибочно принять за возделанную сельскую местность, мескитовые деревья выглядели так же, как сады. Дорога шла прямо, километр за километром. Можно ехать весь день со скоростью сто километров в час, и все равно это был бы Техас. День был теплым, а ночью холодно, но у Ланни было пальто и плед. Проблема с шиной задержала его всего на полчаса, чтобы заменить колесо. Ему его сменили, когда он ел обед. Вечером третьего дня он въехал в город Даллас, где был еще один мотель в прекрасной роще деревьев.

На следующий день был Арканзас, а затем паром через «Отца всех вод» (Почтительное прозвище крупнейшей в Северной Америке реки Миссисипи). И он попал в Мемфис, откуда пришел «блюз», и в страну, о которой весь мир знает из книги о Гекльберри Финне. Затем пошли прекрасные долины рек и фермы Теннесси. Это было похоже на попадание в другой мир, где никогда не слышали о скалах и песке, где реки текут круглый год, а холмы и горы на их нижних склонах покрыты лиственными деревьями, а соснами выше. Путь Ланни лежал через Грейт-Смоки-Маунтинс, страну самогонщиков и крестьянских песен. На перевале была метель, и ему пришлось ехать осторожно. Он провел эту ночь в Северной Каролине, а утром позвонил Бейкеру и попросил назначить встречу вечером. Через три часа он позвонил из Линчбурга и получил назначение.

После этого ему не нужно было торопиться, но он мог любоваться «глушью» Виргинии и узнавать из надписей на обочинах дороги, что он проезжал поля битвы величайшей в истории гражданской войны. Когда он въехал в Вашингтон в обеденное время, он мог сказать, что он действительно видел свою страну. За пять с половиной дней он проехал из кино столицы в свою политическую столицу, и когда он вышел из машины, то почувствовал себя одеревенелым, и у него дрожали колени. Но горячая ванна и хороший ужин привели его в чувство, а затем он растянулся на кровати и прочитал газету. Лондон все еще держался, хотя более чем пятнадцать тысяч мирных жителей были убиты или ранены бомбами в течение предыдущего месяца. Корабли топили по несколько штук в день, а доки бомбили и жгли. Как долго Англия могла выдержать, было математической задачей со слишком многими неизвестными. Лорд Лотиан, посол Великобритании, прибыл в Вашингтон, сообщив, что его страна находится в плохом состоянии и будет рада любой помощи, которую мы могли бы дать.

Ланни знал этого упрямого джентльмена со времен мирной конференции в Париже, когда он был простым Филипом Керром секретарём Ллойд-Джорджа. Пару лет назад он побывал в Германии. Будучи ярым последователем движения «Сайентистская церковь», он верил даже Герману Вильгельму Герингу, приверженцу примирения с Британской империей на основе разрешения Германии разобраться с Центральной Европой. Ланни в замке Уикторп слушал его светлость, излагавшего это знакомое клише, и подумал о шведском дипломате, который посоветовал сыну узнать, как мало мудрости управляет миром [24].

III

Без четверти десять Ланни забрали на назначенном уличном углу и отправили в Белый дом обычным способом. Он поднялся по узкой боковой лестнице в знакомую комнату с высокими потолками, с большими диванами, мягкими стульями и камином у входа. Синие обои на стенах и картины в рамах старых китайских клиперов, которые любил шеф. Но было бы лучше не обращать на них внимания, в противном случае это могло заставить его начать рассказывать истории о своем деде, который был капитаном. «Боюсь, он был контрабандистом опиума», — сказал бы шеф с блеском в голубых глазах. Он так долго говорил бы, что от этого могло пострадать дело, с которым к нему приходили.

вернуться

24

[24] Выражение графа Акселя Густавссона Оксеншерна (1583–1654) — шведского государственного деятеля.