— Но в загородных клубах и на вечеринках!
«Вы можете поспорить на это», — заметил человек с Норт-Шор-Драйв. — «Поверьте мне, я мог составить списки светских дел».
XIV
Эти двое очень быстро стали друзьями, только взглянув на одну визитную карточку. Они вели себя так, как будто они никогда не перестанут разговаривать. Ланни прочитал книги Джима, но у Джима было так много историй, которых не было в книгах, и Ланни хотел их все услышать. Джим хотел узнать о Ланни, где и как он жил и что он делал. Ланни объяснил, что в молодости он стал розовым, но в последние годы он начал менять свою окраску, как средство получения информации для друзей за границей, а затем и для некоторых в Америке. Это было почти, если бы он сказал, что он агент президента. Но этого почти было достаточно. Он добавил: «Если вы когда-нибудь будете говорить обо мне кому-нибудь, кроме Ф.Д.Р., помните, что я почти фашист и друг всей нацисткой верхушки. Не говорите ничего хорошего обо мне!»
— Мне лучше не знать вас, и мы будем встречаться в частном порядке. Вы могли бы быть чрезвычайно полезны для меня, чтобы разобраться с членами этой банды.
— Я был бы рад сделать это, но на данный момент у меня есть еще одно дело, и я должен вернуться во Францию. Я приезжаю сюда каждые несколько месяцев, и тогда я найду ваших трех главных заговорщиков и предам им последние новости от их друзей из Франции Виши, и Испании.
— Мне лучше дать вам кодовое имя для этой группы, между собой они называют себя SG. Я никогда не мог узнать, что это значит, но говорят они себе, что их цель спасти Америку. Среди них есть искренние фанатики, но другие — карьеристы, нетерпеливые люди и высокомерные. Аарон Бёрр, если вы помните детали его заговора. У них есть несколько сенаторов и конгрессменов, людей, занимающих очень высокие посты в комитетах и очень могущественных. Это движение, которое неуклонно расширяется и укрепляется. Чем дальше Ф.Д.Р. углубляет свою политику, тем больше его враги автоматически собираются вместе. Это то, чему он сам неохотно хочет поверить, но его друзья продолжают доказывать ему, и он начинает просыпаться.
«Кажется, я смогу немного помочь», — сказал Ланни. — «Если придти к нему независимо от вас и всех остальных, то мои заявления могли бы иметь вес».
«То, что я хочу больше всего сделать», — продолжил другой, — «убедить его вывести Гайд-парк из Нью-Йоркского военного округа и поставить его под прямой контроль Вашингтона. Если бы шеф не ушел в этот круиз, то я хотел бы попросить вас вернуться и подкинуть ему эту идею».
Ланни не мог сказать: «Он приказал мне отправиться за границу». Его ответ был: «Я надеюсь, что среди ваших SG нет адмиралов!»
КНИГА ТРЕТЬЯ
Кто копает яму [28]
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сделай завещание для дома твоего [29]
I
ЛАННИ вернулся обратно в Ньюкасл, чтобы вернуть заимствованную машину и попрощаться. Бэдд-Эрлинг Эйркрафт получил свою долю из тех двадцати шести тысяч самолетов, что Ф.Д.Р. позволил заказать британцам, и теперь президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт был под натиском вояк, требующих расширения производства. Сын президента сравнил своего отца с младенцем, который потянулся за соской, а получил брандспойт от шланга. Все в городе находились под давлением этого шланга. Оно проявилось. Старожилы жаловались, что кончилась общественная жизнь, и на улицах было пусто. Робби больше не приходил домой на обед, а съедал в своем кабинете бутерброд и запивал его стаканом молока. Два крепких сына Робби и Эстер были похожи на пару верных ломовых лошадей, тянущих упряжку, но новые грузы шли нескончаемым потоком.
По просьбе Ланни отец подал заявление на паспорт Ланни в Европу. Соглашение с президентом Рузвельтом состояло в том, что Робби должен был обратиться к определенному должностному лицу в военном ведомстве, объяснив, что Ланни путешествует по делам Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Военное ведомство делает запрос в Государственный департамент, и, следовательно, нет никаких оснований подозревать, что Ланни был чем-то другим, кроме сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Паспорт должен был выписан для Португалии, Испании, Франции Виши, Швейцарии, Германии и Великобритании. В Нью-Йорке и Вашингтоне было много людей, которые заплатили бы крупные суммы за такой документ, но не смогли получить его из-за безжалостной политики правительства ограничить поездки в зоны военных действий.
Ланни ждал. Тем временем в Ньюкасле шли личные дела. Приближалось Рождество, и было слишком нехорошо уехать прямо перед праздниками! Одна из племянниц Эстер возвращалась домой из Гарвардской школы искусств, и ее тетя давала приём в её честь. Неужели у Ланни не возникло соблазна остаться на него? Мачеха Ланни, тончайший из психологических манипуляторов, не делала никаких намеков на любовь и брак. Она только сказала, что семья так мало видит Ланни и очень любит слушать его рассказы. А также, что в эти времена в Европе, как на суше, так и на море, так опасно, что стоит ли ему рисковать жизнью из-за старых мастеров или даже из-за военных самолетов?
Маргарет Ремсен было именем девушки, а они называли ее Пегги. Ланни не видел ее пару лет, и какие изменения могли произойти за это время в голове молодой женщины! Она была настоящей молодой леди Новой Англии, добросовестной и прилежной, как и любой член семьи Эстер. Также она была чрезвычайно нетерпеливой и настороженной к тому, что происходило вокруг нее. Неужели ее тетя случайно вызвала ее? Она знала все о компетентности Ланни в искусстве, а также о его компетентности в политике. Ей хотелось услышать о необычных людях, с которыми он встречался, и внимать каждому слову из его уст. Ничто не могло быть более приемлемым для мужского эго.
Ланни ушел и подумал. Здесь было еще одно искушение, еще одно эмоциональное волнение. Пегги была связана с ним только браком ее тетки, а не кровью. Он был совершенно пригоден на этот счет. Очевидно, он ей нравился. И, очевидно, он выглядел интереснее, чем кто-либо, с кем она могла встретиться в этом разросшемся речном порту на проливе Лонг-Айленд. Ланни подумал, не собирается ли она занять место Лизбет в его воображении или займёт место Лорел? Она была своего рода комбинацией двух. Она была молода, и когда-нибудь у нее будет много денег, потому что ее отец был президентом Первого Национального банка Ньюкасла, и ее дед основал это учреждение, которое занималось всеми делами Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и значительной частью Оружейных заводов Бэдд. У Пегги тоже были мозги, и она читала немало книг.
Ланни размышлял о влиянии на американское общество этого нового поколения молодых женщин, получивших образование, и, казалось бы, решивших подумать о себе. С его точки зрения, эти молодые люди были жертвами заговора прессы и радио, церкви и школы и политической платформы, убеждавших их, что так называемый американский образ жизни, «система свободного предпринимательства», был единственной свободной системой, совместимой с демократией. Разумеется, это означало большую свободу для Робби Бэдда, работодателя, но для массы рабочих это было давнее привычное рабство. Теперь Ланни сидел за обеденным столом своей мачехи и услышал, как Пегги Ремсен подытожила свои идеи по этому вопросу: «Мне кажется, что было бы гораздо более демократично, если бы рабочие сами создавали свои собственные рабочие места, а не дядя Робби создавал их для них всех». Ланни ничего не сказал, потому что, конечно, такие проблемы лежали за пределами компетентности искусствоведа.
28
[28]
29
[29]