В отличие от других эволюционных моделей перехода к государству (в том числе на берегах Нила), предполагавших постепенное усложнение структуры общества с увеличением населения [см.: Boserup 1981. р. 64; Carneiro 1972. р. 65], наш взгляд предусматривает для додинастического Египта вероятность спонтанного и ограниченного лишь частью территории страны демографического взрыва, который был обусловлен уникальным стечением обстоятельств взаимоотношения природы и общества в этом очаге цивилизации в рассматриваемый период. Предпринимая посильную попытку вникнуть в социоестественные реалии интересующей нас эпохи, мы тем самым декларируем намерение уйти от общих и порой лишенных необходимой информационной поддержки теоретико-философских реконструкций социальной эволюции к особенностям исторического развития конкретного изучаемого региона.
Добавим, что демографическая проблема истории додинастического Египта, за недостатком данных справедливо считавшаяся областью чистых спекуляций [Janssen 1978; O’Connor 1972], решалась учеными отнюдь не однозначно. Например, в противовес весьма распространенному, хотя и, скорее, априорному положению, что население Долины в амратский и, особенно, герзейский периоды было довольно большим и неуклонно увеличивалось [Bard 1987, р. 92; Butzer 1976, р. 85; Krzyzaniak 1977, р. 56, 139; Vercoutter 1967с, р. 236–237], высказывалось мнение о его сравнительно малой численности [Perez Largasha 1995, р. 80–81], которое, может быть, даже лучше согласуется с имеющимся археологическим материалом [см.: Mortensen 1991, р. 23]. Склонившись, однако, к последней точке зрения, мы окажемся перед необходимостью пояснить, как при слабости фактора демографического роста — одной из важнейших предпосылок усложнения социальной организации [Коротаев 1997, с. 6–8] — в Египте все же возникло государство. Приняв же в качестве рабочей гипотезы тезис о передвижении 120 тысяч жителей Дельты в Долину и сосредоточении их на некотором ограниченном пространстве, мы обретаем если не уверенность, то по крайней мере надежду, что критический уровень плотности населения, потребный для начала формирования административных структур государственного типа, мог быть достигнут в Верхнем Египте даже при общей субкритической плотности обитателей остальной его территории. С поправкой на аномальную демографическую флуктуацию и "системную доминанту" в лице Тинитского царства, механизм становления централизованного государства в долине Нила в остальном, может быть, и адекватен известным "нефлуктуирующим" историко-эволюционным схемам.
Рассмотренные нами многовековые природные тренды, определившие прогрессирующее преображение естественной среды по берегам египетского Нила во второй половине IV тыс. до н. э., явились действенными факторами дестабилизации социальной системы неолитического Египта, но способствовали в итоге не разрушению зарождавшегося в нильской долине общественного организма, а росту его самоорганизации через адаптацию к меняющимся условиям существования. Племена охотников и собирателей, некогда переместившиеся из Сахары и восточных нагорий в ближайшие окрестности Долины и на равнину Дельты и выработавшие "равновесный", соответствующий оккупированному ландшафту комплекс методов хозяйствования, общественных отношений и бытовых навыков, преодолевали очередную ступень социальной эволюции. При этом иссушение климата Северо-Восточной Африки вслед за "первым зоо-экологическим дисконтинуумом", а также ранняя стадия средиземноморской трансгрессии в Дельте сопровождались хотя и быстрыми в сравнении с предшествующей эпохой, но все же относительно равномерными в своей поступательности технологическими и социальными преобразованиями герзейского времени. Вероятно, на данном этапе указанные экологические факторы имели касательство к упомянутым выше культурным миграциям в пределах долины и дельты Нила, корректируя их направление: например, предполагаемое проникновение в Верховье герзейской культуры из Нижнего Египта могло быть отчасти связано с начавшимся затоплением Дельты морем и исходом первых групп переселенцев на юг.