— Дана, — сорвавшимся голосом отозвался Герман. — Что случилось?
Замешательство, которое я испытывала, заставило меня поджать губы. Возникшая пауза душила сильнее, чем слезливый ком в горле. Мне никак не удавалось разлепить пересохшие губы. Никак не получалось подобрать слов и выдавить их из себя без истерики.
— Дана, — вновь позвал меня и шагнул навстречу.
Я импульсивно отступила назад и очнувшись спустя несколько секунд, протянула руки. Пакет, с купленным в аптеки выскользнул из пальцев, шумно упал мне под ноги.
— Отдай мне Марка, пожалуйста, — не получилось сдержать плаксивый всхлип и я повторила, уже не обращая внимания на дрогнувший собственный голос. — Отдай.
Свела брови к переносице, растерянно смотря на сына, которого хотелось поскорее прижать к груди.
— Он только что уснул, — спокойно пояснил Герман. — Мы его разбудим.
— Не разбудим…
Боже! Зачем Герман меня лишал необходимости держать Марка на руках?
— Я положу его в кроватку. Заварю нам чай и мы поговорим, — он встал к стене и немного развернулся в сторону комнаты. Не стал уходить, словно ожидая моего одобрения. — Хорошо?
— Я сама, я все могу сама… — шептала себе под нос, как заведенная. — Сама.
С остервенением терла виски, чувствуя как в них пульсировала боль. Терла до тех пор, пока кожа не отозвалась неприятным пощипыванием.
— Я знаю, Дана. Знаю, что ты можешь сама, — он снова заговорил успокаивающе, пробуя на мне свои психологические штучки. — И я догадываюсь. Вернее, я уверен в чем дело. Но не стоит сейчас импульсивно вредить сыну. Посмотри на меня.
Я послушно подняла глаза, но сосредоточить взгляд на любимом лице не смогла. Меня мутило. Дрожь по телу прокатывалась с новой разрушающей силой. Наверное, Герман был прав. В данную минуту мне было бы проблематично удержать Марка на руках, в которых кроме нервного подрагивания ничего не было.
— Я уложу Марка и вернусь.
Герман, действительно вернулся быстро. Застыл на пороге комнаты, не решаясь подойти ко мне. Лишь рвано дышал и следил за мной с расстояния.
Рванув в спальню, оттеснив Германа в сторону, тут же бросилась к детской кроватке. Взглянула на мирно спящего сына и разревелась. Закрывая рот рукой, сдерживала громкие всхлипы, рвущиеся от отчаяния. Не смотрела где сейчас находился Герман, хотя больше не чувствовала на себе его виноватого взгляда.
К тому моменту как Герман вернулся в комнату с чашкой чая, я сползла на пол, забившись в угол, как загнанный зверь.
— Выпей, — присел рядом со мной на корточки и протянул кружку.
Аромат свежезаваренной мяты не успокаивал, впрочем, как и мягкий подход профессионального психотерапевта. Герман не давил и не расспрашивал, но от этого не становилось легче.
— Не хочу. Все чего мне хочется… — слова застряли в горле. — Это остаться с Марком вдвоем. Защитить его. Оградить от боли и разочарований. Сделать счастливым…
— Пойми, Дана, я хочу этого не меньше твоего. А еще я хочу того же самого и для тебя. Ты можешь мне не верить, но это так.
Недоверчиво смотрела на Германа, пытаясь уложить в голове сумбур, который мешал думать, как мне быть дальше.
— Я думала ты честен со мной, — прошептала сквозь слезы. — Думала, что ты послан мне за страдания. Считала себя недостойной тебя. Девушке с грязным прошлым, с ребенком на руках и тараканами в голове, ведь не место с таким как ты…?!
— Раз мы оба неидеальны, — осторожно протянул ко мне руку и я не успела отдернуть свою, как пальцы коснулись напряженной ладони. — Нам стоит поговорить. Тебе стоит услышать о моих недостатках. Это не займет много времени, а потом ты можешь принять любое решение, и я поддержу его. Потому что люблю вас с Марком. Потому что отдам все ради вас. С готовностью приму твой гнев, потому что заслуживаю его… Только дай мне возможность уберечь вас от брата.
Осторожно высвободила руку, вновь услышав о родстве Германа и Давида. Теперь его откровенность не ранила, а просто была произнесена с опозданием, за которое мы заплатила большую цену.
Я импульсивно поднялась с пола. Замотала головой.
Ничего не желала слушать…
=31=
Я нехотя сделал шаг в сторону, позволяя Богдане пройти. Не видел смысла ее удерживать или пытаться остановить. Выйдя в центр комнаты, она с грустью огляделась, словно прощаясь с этой спальней навсегда. Я же остался на месте. Шагнуть ей навстречу, обнять и попытаться забрать боль, которую ей причинило мое вранье, было бы слишком глупо и опрометчиво. Лишний напор мог лишь навредить, сделать хуже.