Она сказала:
— Сразу по возвращении домой ты должен выехать на дорогу в Серрилос. За городской чертой есть мотель, справа от дороги. Обычно там останавливаются водители грузовиков — залить баки бензином и подкрепиться в ресторане. Ты должен помнить его, мы проезжали там десятки раз. Позади главного здания стоят невзрачные кабинки на одну семью — красные и белые. Хозяина зовут Тони. Тебя будут ждать в самой дальней кабинке, но машину ты должен оставить на общей стоянке, близко подъезжать нельзя. Если что-либо вызовет у них подозрение, Бетси…
— Ладно, ладно, можешь не продолжать. — Я сунул коробку в яму, которую вырыл, и засыпал ее сверху каменистым грунтом. — Давай сверим часы. — сказал я. — На моих без четверти десять.
— На моих без десяти, — сказала она, — но они спешат. Мэтт?
— Да?
— Один раз она по ошибке назвала тебя Эриком. Почему? И вообще у меня создалось впечатление, что она тебя очень хорошо знает. На приеме у Дарреллов ты сказал, что впервые ее видишь.
— Правильно, так я и сказал. Но это неправда. Бет…
Я выровнял землю над могилой Тома, выпрямился и облокотился о рукоятку лопаты. Потом взглянул на Бет. Ее светло-каштановые волосы растрепались, в это утро она уделила им меньше внимания, чем обычно. В свободном зеленом свитере и зеленой плиссированной юбке она выглядела очень молодой, словно студентка колледжа, на которой я женился, — хотя не имел права жениться ни на ком, — но в то же время усталой, напуганной и невинной.
Сейчас было самое время вспомнить о бессрочном приказе Мака — смотри ей в глаза и лги. Так он сказал в тот последний день в Вашингтоне. Лги и продолжай лгать. Нет необходимости подробно рассказывать, что я ей наплел. Как у писателя, излагающего на бумаге сюжеты и продающего их, у меня достаточно хорошо развито воображение. Я объяснил ей в общих чертах, что, как и многие американцы, сражавшиеся в годы войны в других странах, в Лондоне я был тесно связан с черным рынком. Теперь некоторые из тех людей внезапно снова возникли в моей жизни. Они обратились ко мне с предложением, от которого я с негодованием отказался. Но, видимо, нужда во мне у них столь велика, что они прибегли к крайним мерам…
Когда я закончил, Бет некоторое время молчала. Я видел, что она глубоко потрясена моим фиктивным преступным прошлым. Она никогда не думала, что ее муж — человек подобного сорта.
— Да, конечно, — медленно произнесла она. — Мне всегда казалось, что ты что-то скрываешь… Ты никогда не был искренним до конца… Правда, я думала, ты не хочешь рассказывать о кошмарах, свидетелем которых стал в Европе.
Возможно, она выглядела наивной простушкой, но в проницательности ей не откажешь. Мне трудно лгать под ее пытливым взглядом. Я заставил себя сделать неуклюжий смущенный жест, как человек, избавившийся наконец от невыносимого груза лжи, давившего на него многие годы:
— Вот так. Такова моя история, Бет.
— А эта женщина? Женщина, назвавшая тебя Эриком?…
— У всех нас были тогда кодовые имена, вернее клички. Но это не то, что тебя интересует. На твой вопрос я отвечу «да».
Немного помолчав, она спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Вернуть Бетси, — ответил я. — Не спрашивай как, подробности тебе не понравятся.
XXIX
Территория мотеля представляла собой унылое, негостеприимное место. Большая ее часть была отведена под стоянку для огромных грузовиков — цистерн, трейлеров, рефрижераторов. Гигантские буквы на прикрепленном к стене листе фанеры гласили: «Водителям грузовиков скидка!» Ресторан — так в наших краях обычно называют заурядное кафе — оказался не так плох, как можно было ожидать, а возле него, к моему удивлению, стояло несколько новеньких сверкающих хромом автомобилей.
Позади ресторана, словно бедные родственники, выстроились ряды убогих красно-белых дощатых домиков — пережитков тех дней, когда кабина для туриста была действительно кабиной, а не отдельно стоящим гостиничным номером с телевизором, кондиционером и коврами, устилающими пол от стены до стены.
Я поставил «плимут» между «крайслером» с номерным знаком Аризоны и «фольксвагеном», более известным под названием «лягушка»; к его заднему стеклу была прикреплена надпись: «Не раздавите меня, я поедаю вредных насекомых!» Она напомнила мне о маленьком голубом «моррисе», который я встретил в Техасе; у него тоже была забавная надпись на заднем стекле. Мне вспомнилась «Дюймовочка». Хотелось надеяться, что ничем чрезмерно трудным она в эти дни не обременена и отдыхает после бурного рандеву со мной.