Я рассмеялась и помотала головой. Знал бы старик, что и парень-то я ряженый.
Видя мою решимость, дед взмолился:
– Во имя богини, не бросай! – отпустил он колесо, и оно, шлёпнувшись о землю, подняло облако жёлтой пыли. – Помоги старому человеку! Фестиваль этот... будь он неладен. Ни души на дороге! А я тут с утра на солнцепёке. Если ночь простою, жара овощи побьёт. Кто такие купит? Ты уж войди в положение... У меня семья с голоду вспухнет. Мы одни внучат ростим*.
*просторечие с ударением на «о». Но по правилам русского языка – расти́м с упором на «и» :)
Я вздохнула. Не хватало ещё грыжу поймать в первый день побега. Но глаза у старика светились такой надеждой, что я сдалась. Скинула на землю мешок.
– Ладно. Давайте попробуем.
– Хвала Великим! – воспрянул духом дед. – Ну, хватай!
И снова крикнув боевое: «Взя-ли!» – вцепился в колесо. Я же подступила к телеге и упёрлась обеими руками в борт.
Бесполезно.
Спустя дюжину попыток, старик сердито сплюнул и отбросил колесо на дорогу.
– Меняемся! – прикрикнул он, будто счёл меня не только маломощной, но и глухой.
Я опомниться не успела, а дед уже упёрся в дно телеги обгоревшим на солнце плечом и надсадно закряхтел.
Что поделать? Я взялась за колесо и правдами-неправдами вернула на положенное место. Старик его подбил, закрепил и на радостях прихлопнул себе по острым коленкам. А потом и мне по плечу вдарил.
– Х-эп! А говорил, не выйдет... не смогу... Тебя как звать-то, герой?
– Аван, – бросила я, вспомнив наставления Нолана. И даже голос ниже сделала.
– А я Морик, – старик подал сухую, выбеленную работой ладонь. – Морик Сан. В Порт шагаешь? – я кивнула. – Ну, залезай. Подброшу.
Я с улыбкой забралась в телегу. Морик схватился за поводья.
– Пшла! – хлестанул он лошадку по спине. – Ну вот, – покачивался старик в такт ходу. – Вдвоём веселее будет. Сам-то откудь? С ферем*? С Залесья?
– Столица, – буркнула я, стараясь не дать петуха.
Старик аж обернулся.
– О-от как... Столичный? А чего в Порт понесло? На море поглядеть?
Морик беззлобной захохотал, и я поддержала его неуверенным ломаным смехом. Мы скоро катили по просёлочной дороге наперегонки с пылью. Правда, скрип стоял… наверное, Ридд в Онтасе слышал.
Я кашлянула и подала голос:
– Да. Хочу море увидеть. Слышал... красивое.
– Хо... – самодовольно хмыкнул дед. – Лучшего моря не найти. Как изумруд! Зеленее, чем у нимф.
– А ты сам... портовый будешь? – снова заговорила я и в муке потёрла лоб. Говорить так низко, да ещё и так легко с незнакомцем было... странно.
– До мяса портовый, – кивнул Морик. – Родился в лодке. В ней и помру. Вот щас до соресина рыбачить пойду. Хошь – плыви со мной.
– Нет... я не очень с рыбалкой. Извините.
Но старик не огорчился.
– А чего извиняться? Это уж кому как дано. Вот внучка у меня старшая... помладше тебя. Хотели взамужья в прошлом году справить, а она – в море, говорит, хочу. Отвези, дед. Ну, я и свёз. Любимая же. На дочь покойницу похожа... Хмы-ых... Ну так вот рыба к ней – ко внучке, – сама в сеть просилась! Клянусь! Я глазам не поверил. Такую и отдавать мужу жалко. Угробит дар. А вот младший внучок... и пальца в воду не суёт. Боится, говорит. А чего боится – молчит? Вот и гадай...
Привалившись к коробам, я слушала Морика и сонно покачивалась. Липкие корзины с фруктами приторно пахли мёдом. Солнце жгло висок, а я, измученная бессонной ночью и дорогой, клевала носом. Лишь изредка выдавала связные «угу» и «ага», чтобы старику болтать было не скучно.
Так на закате, с трудом взобравшись на телеге в горку, мы прибыли в Порт. Багряная каёмка солнца к тому времени уже на три четверти скрылась за чертой большой воды.
– У-ух, – выдохнула я, глазея на бескрайнее море Атайи. – И правда... зеленное.
– А я что говорил? – посмеялся дед. – Вы столичные из своих Колец ни ногой. А красота... она ж под носом.
Я кивнула. Правда, причислить к той красоте Порт – прибрежное поселение с полусотней таких же, как в столице, домов, раскиданных вдоль берега, – я с ходу не смогла.