* Homo sapiens – человек разумный (лат).
Я в сомнениях отступила, и туман будто почуял мою решимость сбежать. Заволновался, закружился. В нём опять забродили глухие голоса.
– Элиза, Лиз...
Элиза? Меня будто током прошибло. Там меня называл только... мой Дракула.
– Хочешь, чтобы пошла вперёд? – спросила я отчего-то шёпотом, а у самой нутро сжалось от надежды. – Ладно. Веди.
И туман повёл. Стелился ковром, возводил арки-потолки и заполнял пройденный путь сизыми клубами. Отрезал дорогу назад, но я не боялась. Сердце отчего-то набирало ход. Вокруг восставали зыбкие горы и кряжистые деревья-исполины. Из туманных стен на меня вырывались корабли и будто неуловимые, недоплетёные фигурки людей.
Похоже, это снова не сон. Я словно блуждала в чьих-то мечтах. Или мыслях.
– Ли-из... – прошелестело, словно подгоняло, и я перешла на бег.
Казалось, неслась по тоннелю вечность, прежде чем впереди замаячила высокая призрачная фигура. Я замедлилась, но звуки шагов тонули в тумане. Будто по вате ступала! А «призрак» увлекал за собой, нырял в переходы.
– Стой. Погоди!
Призрак заскользил медленнее. Остановился.
– Кто ты? – выдохнула я, замерев в паре шагов от туманной фигуры. – Зачем звал?
Призрак не ответил, не обернулся. Я вдохнула поглубже и подступила вплотную. Хотела получше рассмотреть.
Это был мужчина. Фигура подтянутая, широкоплечая. Одежда – не наших времён. Камзол, сапоги... Волосы касались плеч и были ловко стянуты на макушке. Пара колец в левом ухе…
– Ве-лор? – прошептала я. – Это ты? Это правда?..
Прежде во снах я Дракулу не видела. Просто знала, он во мне. Или я в нём? Не разобрать. Но сейчас... казалось, Велор ближе, чем когда-либо. Казалось, ещё немного, и я найду ответ!..
Я протянула руку. Дрожь била нещадно, а Призрак и сам дрогнул – если призраки вообще умеют вздрагивать – и медленно обернулся.
– Лиза-а, – с упором на последнюю «а» изрекло туманное нечто, со спины так похожее на Велора. – По-мо-ги...
Призрак, точно слепой, шарил рукой с прозрачными пальцами, пытался схватить, но я со вздохом отшатнулась. От ужаса дышать забыла. У призрака... не было лица. Не было глаз, носа, а голос – такой знакомый, родной – шёл прямо из уродливой рваной щели, заменившей рот.
Нет, это не Велор. Кто угодно, но не мой!..
Стук сердца выбил мысли. Я кинулась бежать. Куда угодно. Скорее! Но туман учуял мою слабость и всё равно что ожил. Я с размаху вошла в упругие объятия белоснежной ваты и потерялась.
– Пус-ти! – брыкалась я и дралась, но туман тёк проворно. Цеплялся за ноги, валил на колени и обнимал, обнимал... Будто хотел проглотить. Спрятать. А глухой зов призрака звучал всё ближе.
– Лиз-а. Элиз-а...
Я плакала во сне. Дышать нечем. Руки как назло словно свинцовые, и каждый удар – в молоко.
– Пусти... меня. Хватит! Ненавижу! Отстань!
Сказано-сделано. Туман недоумённо застыл. Застыл и призрак, ловко повторивший фигуру Велора, но прежде чем я вгляделась в болезненно-знакомые черты, пелена раскрыла под ногами бездонную пропасть и потянула на дно.
***
– Оста..новите автобус. Остановите! – взывыла я не своим голосом и вскочила с потёртого сидения. Проснулась. Прижала руку ко рту.
Кондуктор заворчал, мол, не остановка, не положено, но побоявшись, что меня стошнит прямо в салоне, крикнул водителю и нажал на кнопку. Дверь с пыльным хлопком отворилась, я вывалилась из душного автобуса и шагнула на пешеходную дорожку. Споткнулась о бордюр, чертыхнулась и прижалась плечом к яблоне, цветущей у дороги. Автобус скрипнул дверью, фыркнул, словно усмехнулся, и покатил по маршруту, а я стояла и под гул сытых пчёл в облаке яблоневых цветов утирала липкий пот со лба.
– За что же мне это… – простонала, и непрошенные слёзы брызнули из глаз. – Что со мной не так?
Я дышала. Попыталась успокоиться. Нужно идти. Собраться! Иначе работы как ушей не видать. Но как дальше быть? Жить? Я ведь на грани. Больше так не могу! Если бы только мне дали шанс. Самый крохотный шанс вернуть...
– Не желает юная леди прикупить букетик? – раздалось рядом вкрадчивое, и я вздрогнула. Передо мной как из-под земли вырос запитый мужичок с мешками под глазами богаче, чем мои. Засаленная кепка восьмиклинка набекрень, а в руках – сломленная веточка сирени. И глаза мутные. Хитрые.