Сомнений нет, я жутко, невыносимо, до крика раздражаю архивариуса. Вопрос лишь в том – почему?
– Благодарю за заботу об Ияри, – выстояла я перед тяжёлым взглядом и натянуто улыбнулась. – Так что закажете, господин Гуно?
– Воды, – бросил он и наконец отвернулся.
Барбус нелепо замахал сухими бледными руками.
– Ой, да перестаньте, Эргон! Съешьте что-нибудь. В «Таверне Роджи» чудесно готовят!
– Не сомневаюсь, – отозвался Гуно. – Но я уже отобедал сегодня.
– Тогда зачем шли? По такой-то жаре!
Барбус недоумённо заморгал, а я и без того знала, что архивариус тут неспроста. Снова буравит меня взглядом. Оттого тревога, засевшая во мне с утра, будто налилась чем-то горячим, опасным.
Я торопливо сгребла грязные плошки и едва собралась сбежать, как… Офелия возникла прямо передо мной и что было силы прижала к тощей груди. Я едва все тарелки не уронила.
– Это чудо! Настоящее чудо! У Ияри спал жар. Совсем! Елизавета, вы кудесница! Во имя Атайи!..
Клянусь, в тот миг Гуно дрогнул. Мне хватило мгновения, одного полувзгляда, чтобы понять – он взял след. И без того идеальная спина совсем прямой стала. Как штык! А Офелия обнимала меня до того крепко, что рёбра трещали.
Барбус торопливо поднялся из-за стола и стиснул тонкую ручку госпожи Роджи в узловатых пальцах.
– Офелия, мы так рады слышать, что маленькой Ияри лучше! Она прелестный ребёнок, правда, Эргон?
– Несомненно, – подтвердил Гуно, пожирая меня откровенно ненавидящим взглядом.
Я глубоко вдохнула, но глаз не отвела. Ничего дурного я не сделала. Чего мне бояться? Хочет архивариус смотреть? Пусть хоть все глаза проглядит.
А Офелия знай себе сияла.
– Благодарю, господин Алео! Господин Гуно... польщена, что решили у нас пообедать.
– Офелия, это господин Гуно направил к вам мастера Берима утром, – с гордостью глянул на спутника Барбус.
Госпожа Роджи растерянно округлила глаза.
– В самом деле? Ох... не знаю, как благодарить. Отобедайте за наш счёт, господин Гуно. Я настаиваю, – Офелия тепло улыбнулась и привычно разгладила платье на бёдрах. – Что ж, а я, пожалуй, пойду. Останусь пока с дочерью…
Я кивнула.
– Конечно, госпожа Роджи. Мы справимся.
Женщина торопливо ринулась прочь, оживлено пружиня, а я, всеми силами избегая взгляда Гуно, отошла к стойке. Правда Барбус пытался усадить меня рядом. Чертил на листах, вынутых из-за пазухи, тараторил без устали, но я твердила, что сейчас у меня работы невпроворот.
– Может, вечером заглянете? Впрочем, я не уверена, что помогу вам в расчётах, Барбус... Простите. Мы же уже пытались.
Старик огорчённо вздохнул, а Гуно нехорошо ухмыльнулся и, едва я отошла, что-то бросил Барбусу через стол. Расслышать, чем именно поддел старика архивариус, я не смогла из-за гвалта в переполненной таверне. Но не заметить, что Барбуса точно в грудь лягнули, было невозможно. Старик испуганно схватил чепец, задом наперёд нахлобучил на голову и с несвойственной старым ногам прытью выскочил из-за стола.
– Чего это с ним? – проводил старика взглядом Нолан, наполняя кружку медовым напитком из бочки.
– Не знаю, – дёрнула я плечами, глядя вслед алой попоне. – Полагаю, ошибся с выбором спутника для обеда.
Господин Гуно и впрямь остался за столом. Постукивал тонким пальцем и терпеливо ждал воду.
– Мутный тип этот Гуно, – в усы процедил Нолан, заткнув кран бочонка. – Я сам ему заказ отнесу. А ты мёд разливай.
Я с благодарностью кивнула хозяину, когда тот пугающе свёл брови и уступил мне место за стойкой.
***
К вечеру жар одолел Ияри с новой беспощадной силой. Даже мои «чудные», как говорила Офелия, снадобья не стали преградой. К тому же доктор Берим утвердился в диагнозе – серая лихорадка.
– А что такое эта «серая лихорадка»? – шёпотом спросила я у Юджина, понуро сидящего в кресле гостиной.
Парень нехотя разогнулся.
– Болезнь. Говорят, магическая, – с трудом ворочал он языком. – Жар, беспамятство. Кожа сереет, и если не случится чудо, человек… наша Ия...
Закончить Юджин не смог, а я и сама догадалась, каков исход. От неотвратимости беды затошнило.