Нолан так рьяно нахмурился, что синие глаза под кустистыми бровями пропали.
– Вы сейчас в моём доме, господин Гуно, – угрожающе повёл плечами хозяин. – Смеете обвинять мою жену в неверности государству?
Архивариус на сей раз не отступил и даже усмехнулся. Я слышала, как он презрительно хмыкнул и добавил:
– Ну что вы, господин Роджи. Это ещё не обвинение. Лишь... предположение.
– Довольно! – рявкнул Нолан. – Как бы ловко вы ни говорили, вам нужна помощь, чтобы доставить магичку в Управление.
– Справлюсь, – скорчился Гуно. – Эта малышка для меня не опасна. Так ведь, Пришлая? – склонился надо мной мужчина и обнажил в улыбке ровные – один к одному! – зубы. – Ты же... всего лишь женщина. Беспомощная птичка.
Я подняла зарёванные глаза на архивариуса Всея Федерации. Он смотрел жадно, надменно... Издевался. И в ответ во мне что-то запылало, загорелось. Я вскинула подбородок.
– Всего лишь женщина? – оскалилась я в улыбке. – А как тебе такое, тощий? – и что было силы врезала кулаком в угловатую мужскую челюсть.
Удар хоть и взорвал суставы болью, но оказался слабоват. Архивариус лишь покачнулся, а его и без того худощавое лицо стало ещё уродливее от неподдельного удивления.
Ломота от кулака не щадя перебросилась к запястью, но в запале я замахнулась снова. Тогда Гуно выпустил мои волосы и перехватил руку.
Что было дальше – слиплось в памяти в ком. Помню, как пол поменялся местами с потолком. Помню, как отчаянно завизжала Офелия. Помню, как я с безумным криком вонзила ногти архивариусу в лицо, и как мы кубарем полетели вниз, считая ступени деревянной лестницы.
Помню боль под рёбрами и перебитое дыхание, помню гвоздичный дух, тяжесть чужого тела, а затем, рывок!… И пульсирующее, как жилка, сливовое пятно разлилось перед глазами.
***
Очнулась я у подножия лестницы миг или вечность спустя. Гуно лежал рядом. На спине. Руки распростёрты, как костлявые лысые крылья, веки сомкнуты, а висок и впалая щека изрезаны бордовыми тонкими ручейками.
Кровь. Это похоже на... кровь?
– Убила! – сдавленно пискнула Офелия сверху. – О, Нолан! Она его убила! Великие боги!..
Господин Роджи стоял на вершине лестницы и держал ослабевшую жену в объятиях, а висок архивариуса и впрямь нехило кровоточил.
«Убила... – засвербело в мозгу. – Я – убийца?»
Животный страх сдавил грудь. Убила человека. Я! Убила архивариуса! И пусть тощий был последним на Иппоре, кто мог снискать у меня симпатию или хотя бы понимание, взять грех на душу было ужасно. Несправедливо, страшно!
Борясь с бордовыми кругами перед глазами, я на карачках подползла к Гуно. С какой стороны взяться за голову, не знала. Только шептала, как заведённая:
– Нет. Боже мой… Только не так!.. Очнись! Проснись!
– О, Боги! Атайя! – причитала Офелия всё громче.
– Вы чего так шумите? – устало вошёл в дом Юджин. – Вас со двора слыш...
Парень встал на пороге истуканом, а затем опрометью кинулся ко мне.
– Лиза! У тебя кровь! Что с господином Гуно?!
Я утёрла лицо липкой ладонью и уложила наконец безвольную голову архивариуса себе на колени. Он ещё дышал. Совсем слабо.
В тот же миг с пальцев сорвались суматошные изумрудно-золотые искры. Пылью осели на бледной коже Гуно, и Офелия закричала во всю глотку. Вывернулась из объятий мужа и бросилась прочь. Кажется, даже Нолан ахнул, а мокрая багровая рана на виске архивариуса принялась стремительно сужаться. Розоватая свежая кожа умело штопала пробоину, а у меня перед глазами неотвратимо мутнело.
Справедливая цена за бой со смертью.
Целительные искры были гуще тех, которыми я лечила Ияри. Животный страх вытолкнул загадочный дар наружу. Заставил проявиться на полную! И теперь магия, с которой на раз управлялся Леонард, тянула из меня жилы.
Не... могу. Больше нет сил!
Я в страхе отпрянула, и огни на пальцах печально погасли.
– Ты целитель, – прошептал Юджин, заворожённо глядя на меня. – Одарённая.
– Юджин...
– Не подходи!
Парень шарахнулся от меня и въехал спиной в стену. Свалил подставку для зонтов, выставил ладонь, а я от боли и глупого стыда закусила губу. Подняться на ноги и броситься наутёк – невозможно. Слишком много сил забрала магия. Поэтому я упёрлась руками в пол да так и застыла на четвереньках, тяжело дыша.