Выбрать главу

Мадам Зеро измерила каблуками расстояние от бордюра до двери в подъезд, дождалась, пока шофер ее распахнет и, облизнув норковыми полами косяк, втекла в дом.

Я продала двум зеленым юношам банку пива (господь простит мне этот грех, а милиции рядом нету), едва не обсчитала паренька, берущего сигареты, но вовремя опомнилась и крикнула из окошка — молодой человек, вернитесь, я ошиблась, вот ваш червонец! — и выключила обогреватель, накаливший воздух внутри палатки до неприличия — еще чуть-чуть и бутылки с пивом начнут вскрываться самостоятельно, — потом открыла учебник. «Участники хеджевых сделок…»

Нет. Не мой день. Учебный план категорически не желал выполняться.

Спустя полчаса после водворения выдры на местожительства, из подъезда к лимузину пробежал МММ. В длинном кашемировом пальто нараспашку, в костюме и галстуке, с кожаным чемоданчиком в руках. Красив страдалец — нереально. Джеймс Бонд, картинка с выставки. Как можно такому изменять? Только с жиру.

Со всей возможной печалью во взоре, я проводила взглядом черный лимузин и в утешение себе съела три просроченные «Рафаэллы». Наш Душман давно собирался их выбросить или раздать по родственникам (думаю, что с предупреждением — запаситесь, братцы, чем-нибудь для желудка), но как всегда забывал и мы, по его «забывчивости» продолжали конфеты продавать, но воизбежание скандала, так же продолжали экспериментировать над собственным здоровьем. Пока никто не отравился.

В семь вечера на площади у зверинца включили иллюминацию. Из репродуктора на столбе неслась бравурная музыка, перемежаемая рекламой увеселительного заведения, под фонарями сновали люди-тени, и мне казалось, что я наблюдаю подводный мир из иллюминатора глубоководной субмарины с названием «ООО „Альянс“ владелец Тушкоев И.А.». Иногда к иллюминатору подплывали рыбки с медяками и купюрами, обменивали наживку на пиво или конфеты и улепетывали обратно в стаю.

За час моя подводная кибитка успела выстыть, — середина апреля в этом году била все рекорды по заморозкам, — я включила обогреватель и помечтала о том, как через два часа громкоговоритель на столбе заткнется, народ разойдется по домам, зверинец и цирк повесят на ворота табличку «Добро пожаловать, но завтра» (у циркачей, однозначно, директор с чувством юмора, впрочем, в цирке без оного нельзя), и я спокойно и вдумчиво разберусь с…

Примерно в половине восьмого к краснокирпичному дому подъехал шестисотый Мерседес прелюбодея Генриха. Я оторвала зад от табурета, сунула нос между коробок с «Волшебной Фантазией» и прищурилась в сторону чужого подъезда. Сегодня король номер восемь был с тюльпанами. Штук сорок, не меньше, и все ярко-алые.

«Надо будет Восьмого Марта подарить себе пяток таких же,» — подумала и поглядела, как вальяжно и неторопливо шествует негодник Генрих к чужой жене.

Блестящий черный Мерседес плавно развернулся на стоянке возле дома и, проехав по дорожке в обратном направлении, свернул на крошечный пятачок между кассами зверинца и моей палаткой.

Я попыталась разглядеть водителя через мутное плексигласовое окошко, — так старалась, что чуть пивную выставку на пол не обрушила, — но генриховский шофер не долго изводил мое любопытство, вышел из машины, поддернул брюки, поправил пиджак и валкой походочкой направился в мою сторону.

Я проворно вернула зад на табурет и машинально ликвидировала вуайеристическую щелку между «Волшебной Фантазией» в шоколаде и такой же фантазией, но с пралине и кокосовой стружкой.

— Пачку «Парламента».

В окошко просунулась широченная ладонь с пятидесятирублевой купюрой, я, из темноты, во все глаза таращилась на звероподобного верзилу (неужели его мама была человеком?!) с перебитым носом и сплющенными боксерскими ушами, и прилежно улыбалась.

Громила каким-то образом углядел мою улыбающуюся физиономию сквозь мутный плексиглас, нахмурился сурово, но, пошевелив немного бровями, решил убить время до возвращения хозяина в приятной беседе:

— Давно работаешь? — спросил с ухмылкой.

— Получите сдачу, гражданин, — с прокурорскими интонациями, пропищала я и едва не прищемила толстые шоферские пальцы оконной задвижкой. На задвижке висела бумажка «Стучите, открыто».